До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Прощальное стихотворение С. Есенина.

28 декабря 1925 года в дорогом номере ленинградской гостиницы «Англетер» («Интернационал») было найдено тело самого лучшего поэта молодой Республики Советов - Сергея Александровича Есенина.
Жизнь поэта оборвалась в 30 лет.
Он покинул бренный мир на пике своего творчества…
Его гибель является одной из загадок XX столетия.
И вот уже более 90 лет смерть поэта не даёт покоя историкам, исследователям и поклонникам его творчества.

Что же на самом деле произошло в гостинице «Англетер»?

И по сей день не прекращаются, не утихают ожесточённые споры о том, покончил ли он жизнь самоубийством или же был убит…

Прежде чем остановиться на обстоятельствах гибели поэта, хотел бы, хоть и кратенько, рассказать о последних годах жизни Есенина.
Надо сказать, что в эти - последние - годы жизни поэта он подвергался массированной психологической травле.

Э. А. Хлысталов в книге «Тайна гостиницы «Англетер» писал:

«Непрактичный в жизни, легко возбудимый, ненавидящий ложь и лицемерие, помимо огромного числа друзей и поклонников, своей прямотой он нажил себе явных и тайных врагов, без труда провоцировался на скандалы, оставаясь всегда неправым. Ему писали подмётные письма, грозили убийством, неоднократно покушались на его жизнь, тяжело избивали, обворовывали и грабили. Знающий цену своему творчеству, человек ранимый и «незащищённый», он тяжело переживал запреты на публикацию своих стихов, когда в это время бездарных поэтов печатали миллионными тиражами.
С. А. Есенин не мог оставаться равнодушным и давал решительный отпор литературным бездарям и авантюристам. Именно в его принципиальных оценках «творений» тогдашних поэтов и кроется главная причина его известных выступлений, прозванных почему-то скандалами. Его открыто травили, плели искусные интриги, распространяли сплетни. Наконец, он публично был объявлен антисемитом, что в то время являлось одним из самых тяжких преступлений».

Надо сказать, что многие литераторы новой волны не скрывали ненависти к русскому поэту Есенину.
Они открыто его травили, плели против него искусные интриги, распространяли сплетни, анекдоты, небылицы.
Его неоднократно били, объявляли антисемитом.
- Ну, какой я антисемит! - слёзно жаловался он своим постоянным прилипалам, любившим примазаться к его славе и одновременно за его счёт выпить и плотно закусить.- Евреек я люблю, они меня тоже. У меня дети евреи. Я такой же – антигрузин…
Но Есенин подвергался не только психологической травле.
Вдобавок его не оставляли в покое ещё и чекисты.
Поэт постоянно находился под их наблюдением и слежкой (начиная с 11 января 1920 года – после своего выступления в кафе «Домино», как поэт, «ищущий скандальных выступлений против Советской власти»).
Современники Есенина писали в воспоминаниях, что нередко приходилось с поэтом бегать по подворотням, путая следы, чтобы оторваться от «хвоста».
А всё потому, что Есенин позволял себе иметь своё мнение по любому вопросу. И не всегда оно было лестным для партийных аппаратчиков.
В отличие от многих он всегда высказывался вслух.
Скоро ему приклеили ярлык «врага Советской власти»
- Ты, что? На самом деле думаешь, что я контрреволюционер? - спрашивал он своего знакомого поэта В. Эрлиха. - Брось! Если бы я был контрреволюционером, я держал бы себя иначе! Просто я - дома. Понимаешь? У себя дома! И если мне что не нравится, я кричу! Это - моё право. Именно потому, что я дома. Белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это - моё, и этому я – судья!

На Есенина сфабриковано было 13 уголовных дел!

Как контрреволюционер, Есенин неоднократно сидел на Лубянке.

О первом своём заключении в эту тюрьму 4 декабря 1920 года он писал другу Иванову-Разумнику:

«Дорогой Разумник Васильевич!
Простите, ради бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так всё неожиданно и глупо вышло. Я уже собрался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться. Уж очень многое накопилось за эти 2 1/2 г., в которые мы с Вами не виделись. Я очень много раз порывался писать Вам, но наше безалаберное российское житие, похожее на постоялый двор, каждый раз выбивало перо из рук. Я удивляюсь, как ещё я мог написать столько стихов и поэм за это время. Конечно, перестроение внутреннее было велико. Я благодарен всему, что вытянуло моё нутро, положило в формы и дало ему язык. Но я потерял всё то, что радовало меня раньше от моего здоровья. Я стал гнилее. Вероятно, кое-что по этому поводу Вы уже слышали...»

Судя по письму, 25 октября 1920 года Есенин уже сидел на Лубянке. Письмо датировано 4 декабря.
Получается, что поэт два с половиной месяца находился под стражей?

В журнале «Огонёк» (№ 10) за 1929 год был напечатан большой очерк чекиста Т. Самсонова под громким названием «Роман без вранья» + «Зойкина квартира».
Автор, восхищаясь своими решительными действиями, рассказывает, как арестовал Есенина и его спутников и отправил на Лубянку, где даже приказал сделать групповой снимок задержанных.
А было это в 1921 году.
Значит, это был уже 2-й «визит» поэта на Лубянку…

В 1922-1923 годах больше года Сергей Есенин путешествовал по Европе и Америке.

По возвращении в Москву Есенин развил бурную деятельность:
- стал хлопотать об образовании издательства, где бы печатали произведения российских писателей и поэтов,
- подписывал коллективные письма в правительство,
- объединял вокруг себя крестьянских поэтов.
И тогда же - летом 1923 года состоялась встреча Есенина и Троцкого.
Надо сказать, что Лев Троцкий всерьёз интересовался поэтом. И стремился его приручить. Он «опекал» и «присматривал» за ним с помощью своего подручного – чекиста Якова Блюмкина и своего сына Льва Седова.

Наталья Сидорина в книге «Златоглавый. Тайны жизни и гибели Сергея Есенина» пишет:

«О чём поэт и трибун революции говорили в Кремле в августе 1923 года, в подробностях мы никогда не узнаем. Видимо, трибун предпринял последнюю попытку образумить непокорного поэта и даже предложил крупную сумму денег на издательские нужды. Если только Есенин не преувеличивает всё это в письме к Изадоре Дункан, написанном 20 августа, пытаясь под благовидным предлогом вырваться из общества прославленной танцовщицы.
О готовности Троцкого дать Есенину на определённых условиях деньги для издания крестьянского журнала рассказывает в своих воспоминаниях (очевидно, со слов Блюмкина или по слухам) Матвей Ройзман и тут же замечает, что Есенин отказался прямо в кабинете, к неудовольствию Блюмкина, организатора встречи.
Так или иначе, но за этой кремлёвской беседой последовали события, которые круто изменили отношение к Есенину со стороны власть имущих и, прежде всего, Троцкого, о чём свидетельствуют документы Секретного отдела ГПУ. Пружина сжималась».

И вот, начиная с сентября 1923 года, Есенина, то и дело, задерживали работники милиции.
Его не раз доставляли в приёмный покой Московского уголовного розыска.
Предъявляли ему обвинение в хулиганстве и подстрекательстве к погромным действиям.
И ведь что интересно.
«Пострадавшие» от Есенина люди приходили в ближайшее отделение милиции или звали постового милиционера и требовали привлечь поэта к уголовной ответственности, проявляя хорошую юридическую подготовку. Они даже называли статьи Уголовного кодекса, по которым Есенина следовало судить.
И во всех случаях задержание проходило чётко по одному и тому же сценарию - Есенин всегда оказывался в состоянии опьянения. Словно кто-то только и ждал того часа, того момента, когда он выйдет на улицу после пирушки.
Как правило, инцидент начинался с пустяка. Кто-то делал Есенину замечание. Тот взрывался. Звали милиционера. Блюститель порядка с помощью дворников силой тащил Есенина в отделение. Задержанный, естественно, сопротивлялся, называл стражей порядка взяточниками, продажными шкурами и т. п.
Потом в деле появлялись рапорты представителей власти об угрозах со стороны поэта, об оскорблении им рабоче-крестьянской милиции.
Во всех случаях с Есениным были и другие лица.
К примеру, поэты А. Ганин, И. Приблудный, А. Мариенгоф и другие.
Но их не только не задерживали, но даже и не допрашивали...

Александр Меликсетян, кандидат педагогических наук:

«Присмотритеь к последним месяцам жизни поэта – сплошное преследование и бесконечные провокации. Такое впечатление, что по пятам идут, ловят на чём угодно. Окружение Есенина теперь составляют служивые люди. Вернее, он оказывается в их окружении…
Всё время держали его на мушке…»

20 ноября 1923 года поэты Сергей Есенин, Алексей Ганин, Сергей Клычков и Пётр Орешин зашли в столовую на Мясницкой улице.
Они купили пива и обсуждали издательские дела и предстоящее вечером заседание в Союзе поэтов. Если Есенин ещё имел кое-какие средства для существования, то Ганин, Клычков и Орешин влачили нищенский образ жизни. И, естественно, не могли по этому поводу ликовать.
А за соседским столиком устроился человек в кожанке. Это был ответственный контролёр Московского союза потребительских обществ Марк Родкин.
Под влиянием спиртного языки у поэтов развязались. И они стали язвительно прохаживаться по поводу нынешней власти, особо акцентируя при этом внимание на национальности самых известных большевистских руководителей.
Родкин сделал им замечание.
На что Есенин посоветовал Орешкину: «Дай ему в ухо пивом!»
М. В. Родкин выбежал на улицу, вызвал работников милиции и обвинил поэтов в антисемитских разговорах и оскорблении вождя Троцкого.
Есенин обозвал того «жидовской мордой».
Поэтов арестовали.
Друзья продолжили куролесить и в отделении милиции.
Там они, по словам Родкина, «запели в искажённой форме с ударением на «р», подражая еврейскому акценту: «Вышли мы все из нагода, дети семьи тгудовой…»
Так появилось известное «дело четырёх» - «Дело №2037».
Поэты обвинялись «в ведении антисемитской агитации, направленной к возбуждению национальной розни, т. е. в преступном действии, предусмотренном ст. 83 Уголовного кодекса».
В это же время на страницах печати развернули бешеную травлю. Хотя дело, как отмечал поэт Саша Красный (Александр Давыдович Брянский), было «пустое».
Поэта обвиняли во всех мирских грехах. Каждый божий день в газетах и журналах обязательно печатались 3-5 статьи. В них требовали самого сурового приговора поэту.
Возглавили эту травлю:
- Лев Сосновский (бывший уголовник, партийный публицист, сторонник Троцкого, один из организаторов расстрела царской семьи) и
- Борис Волин (организатор массовых расстрелов крестьян в Вологодской, Брянской и Орловской губерниях).
Оба они были редакторами московских газет и журналов.
По свидетельству этого Саши Красного, Есенин в те дни говорил: «Меня хотят уничтожить».
Несмотря на клеветническую кампанию, поднятую газетами против Есенина с требованием сурового наказания поэта, через несколько дней всех четверых освободили. И дело кончилось товарищеским судом.
Он состоялся 10 декабря 1923 года в Доме печати при активном участии Л. С. Сосновского.
Поэтам вменялось в вину «антисоциальное, хулиганское, черносотенное поведение».
В итоге 4 поэта отделались «общественным порицанием».
Однако мнение о Есенине как антисемите укоренилось в сознании общественности, внимательно следившей за процессом.
А газеты продолжали травлю Есенина.
Ежедневно печатались статьи, заметки, фельетоны.
Их авторы требовали отмены решения товарищеского суда и строгого наказания антисемита.
Поэту был объявлен бойкот. Его не принимали в редакциях и издательствах.
У народа начали формировать мнение, что Есенин – «хулиган, пьяница, подкулачник»…
Особое усердие в травле поэта проявляли «пролеткультовцы», вдохновляемые наркомом просвещения Луначарским, Троцким, Бухариным.

Неоднократно «высеченный» газетами «пьяница и хулиган» написал вскоре после товарищеского суда в статье «Россияне»:

«Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живём. Тяжёлое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством.
Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы.
- Рр-а-сходись, - мол, так твою, так-то. Где это написано, чтоб собирались по вечерам и песни пели?
Некоторые типы, находясь в такой блаженной одури и упоённые тем, что на скотном дворе и хавронья сходит за царицу, дошли до того, что и впрямь стали отстаивать точку зрения скотного двора.
Сие относится к тому типу, который часто подписывается фамилией Сосновский.
Маленький, картофельный журналистик, пользуясь поблажками милостивых вождей пролетариата и имеющий столь же близкое отношение к литературе, как звезда небесная к подошве его сапога, трубит почти около семи лет всё об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна и что личности попутчиков подлежат весьма большому сомнению…».

С 26 ноября 1923 года поэт разыскивался Народным судом Краснопресненского района, потому как судья Комиссаров вынес постановление об его аресте.
Поэту вменялись в вину:
- публичное оскорбление отдельных представителей власти при исполнении ими своих служебных обязанностей,
- контрреволюционные действия и
- хулиганство.
Работники ГПУ и милиции по всей Москве разыскивают Есенина.
Он же, не имея своей комнаты, ночует у разных друзей.
Однако арестовать Есенина сотрудники ГПУ не смогли…

17 декабря 1923 года Есенин был вынужден скрыться от разнузданной клеветы и наветов в профилакторий (Большая Полянка, 52).
Находился там он до конца января 1924-го.
Одно за другим против поэта возбуждается ещё несколько уголовных дел.
Его пытаются судить, но он на заседания не является.

13 февраля 1924 года он на «Скорой помощи» был доставлен в хирургическое отделение Шереметьевской больницы (сейчас Институт им. Склифосовского).
Поэт шёл или ехал на извозчике, у него слетела шляпа. Он хотел её подхватить, поскользнулся, упал на оконное стекло и глубоко порезал руку.
Именно здесь, на больничной койке, он написал свое знаменитое «Письмо матери». А слова: «Пишут мне, что ты, тая тревогу...» написаны им потому, что первые дни состояние поэта у врачей вызывало опасения, и они никого к нему не пускали. Родные и друзья, приходившие в больницу, писали ему записки.
От лечащего врача Есенин узнал тайну: за ним приходили сотрудники ГПУ и милиции, имеется постановление на арест.
Врач отказался выдать людям в кожаных тужурках тяжелораненого Есенина, заявив, что тот в критическом состоянии и не может ходить. С врача чекистами было получено обязательство, что о времени выписки поэта он сообщит в милицию.
Нужно было срочно что-то предпринимать.
Чтобы не подводить врача, друзья перевели Есенина для дальнейшего лечения в Кремлёвскую больницу.
Оттуда он через три дня выписался и перешёл на нелегальное положение.
При бытовавшей тогда системе осведомительства и шпионства разыскать в Москве Есенина не составляло для доблестных чекистов большого труда.
На этот раз поэта спас П. Б. Ганнушкин - известный психиатр, лечивший некоторых пролетарских вождей и потому имевший большой авторитет в обществе. Не имея на то формального права, он дал Есенину справку, что тот страдает тяжёлым психическим заболеванием. И поэта на время оставили в покое.
До сентября 1924 года Есенин ездил по городам страны, на несколько дней появляясь в Москве и снова исчезая…

Стремясь скрыться от преследования властей, 3 сентября 1924 года Есенин неожиданно для всех, даже самых близких и родных, уезжает из Москвы в Баку.
Едет туда, ни с кем предварительно не договариваясь.
Зачем?
Почему так спешно?
Совершенно ясно, что он сбежал от смертельной опасности, которая на него надвигалась.
Правда, и на Кавказе ему не было покоя.
Приехав в Баку примерно 6-7 сентября, он столкнулся в гостинице «Новая Европа» с Яковом Блюмкиным.
Это был известный провокатор, убийца немецкого посла Мирбаха. Пользуясь покровительством Троцкого и других вождей, Блюмкин мог совершить любое злодеяние.
Здесь он поднял пистолет на Есенина.
Блюмкина еле успокоили.
Поэт, зная, что тому сходят с рук любые преступления, бросив вещи, сбежал в Тифлис.
20 сентября он вернулся в Баку, обзаводясь пистолетом и готовым за себя постоять.
Поэта взял под свою защиту главный редактор газеты «Бакинский рабочий» и секретарь партии большевиков Азербайджана П. И. Чагин. Есенин постоянно находился под охраной.
На Кавказе он пробыл до конца февраля 1925 года.
И 1 марта 1925 года вернулся в Москву. Но не пробыл в столице и месяца.
27 марта Есенин неожиданно для всех снова «укатил в Баку».

Что же заставило Есенина опять оставить столицу, где у него было много дел с изданием новых стихов?

А связано это было с делом поэта Алексея Ганина.
Тот ненавидел руководителей партии большевиков и частенько заявлял, что большевистская власть, будучи враждебна крестьянству, скоро падёт. И что на смену ей придёт некое «новое правительство». Как-то он заявил Есенину, что такое правительство уже сформировано. Предложил ему пост министра народного образования. И даже внёс фамилию Сергея Есенина в предполагаемый список министров нового правительства.
Узнав об этом, Есенин вспылил, потребовал вычеркнуть свою фамилию и посоветовал подобными делами не заниматься.
Ганин тут же, на столике в кафе вместо него вписал 18-летнего поэта Ивана Приблудного.
Вместе со своими единомышленниками Ганин написал программу спасения России от «ига еврейского интернационала», выдвинув идею «Великого Земского собора» и очищения страны от «поработивших её захватчиков», под каковыми, естественно, подразумевались евреи.
Рискованное поведение Ганина раздражало любовницу и секретаря Есенина – Галину Бениславскую. Та опасалась, что он подставит под удар её кумира. Не исключено, что, являясь информатором ОГПУ, она и снабдила чекистов компроматом.
11 ноября 1924 года Ганина арестовали в Москве, в Староконюшенном переулке, дом 33, квартира 3. Арестовали как руководителя «Ордена русских фашистов».
Во время следствия Ганин потерял рассудок и был помещён на обследование в Институт имени Сербского.
На 27 марта 1925 года было назначено заседание коллегии ГПУ по делу А. Ганина и его друзей.
Психиатры признали поэта Алексея Ганина душевнобольным, невменяемым.
Однако, несмотря на это, его приговорили к расстрелу.
И 30 марта приговор привели в исполнение…

Кто-то предупредил Есенина, или он сам узрел опасность и скрылся на Кавказе?

Наталья Сидорина:

«Кто успел предупредить Есенина? Возможно, Галина Бениславская, связанная с ВЧК. В то время она ещё пыталась вызволять Есенина: его роман с Соней Толстой только начинался (они познакомились 5 марта), и все его литературные дела вела она, Галина Бениславская, терпеливо снося его невнимание к ней и, вместе с тем, не теряя надежд. Правда, у неё уже появился новый интересный знакомый, сын Троцкого Лев Седой».

Есенин оказался на Кавказе.
Но чекисты, конечно, не забыли, какая дружба связывала его с Ганиным…
Надо сказать, что в глазах многих чекистов и видных партийцев Есенин был личностью не только неблагонадёжной, но и политически опасной. Он считался «попутчиком», человеком, относившимся к Советской власти довольно критично.
Не случайно в одном из стихотворений он сообщал:
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
К тому же, поэт не раз негативно высказывался по адресу Троцкого, Зиновьева, Каменева. Не поминал Есенин только Сталина.
На фоне обостряющейся внутрипартийной борьбы его непредсказуемая лира могла стать довольно опасной.

Дмитрий Митюрин в очерке «Лиры милой не отдам…» пишет:

«…Работавшие на Троцкого-Зиновьева-Каменева сотрудники спецслужб могли сделать относительно Есенина только крайне негативные прогнозы. А поскольку при определённых условиях внутрипартийная борьба могла выплеснуться на улицы, возникал вопрос, как поведут себя в такой ситуации поэты, которые в России, как известно, больше, чем поэты? И как поведёт себя самый известный из поэтов – Есенин? Не бросит ли он облачённый в более изящную форму клич «Бей жидов, спасай Россию»? Прогноз получался крайне негативным, а значит, мотив для политического убийства вырисовывается вполне достаточный».

Так что у Есенина были все основания держаться от Москвы подальше.
В начале апреля 1925 года в Батуми на него было совершено нападение неизвестных лиц.

В своих письмах к Бениславской он писал:

«Я в Баку... не писал, потому что болен... Нас ограбили бандиты (при Вардине)... Когда я очутился без пальто, я очень простудился».

Во втором письме он писал, что его болезнь - это «результат батумской простуды».

В июне 1925 года Есенин вернулся в Москву.
Но жил в столице мало, постоянно выезжая на родину в Константинове, к своим друзьям и знакомым в Подмосковье.
Есенин метался по стране, зная, что в любой момент его могут либо арестовать, либо убить из-за угла.

Поэт Николай Асеев писал:

«Он стал оглядываться подозрительно и жутко. И наклонясь через стол ко мне, зашептал о том, что за ним следят, что ему одному нельзя оставаться ни минуты, ну да он-де тоже не промах – и, ударяя себя по карману, начал уверять, что у него всегда с собой «собачка», что он живым в руки не дастся и т. д.».

Кто не знает, «собачкой» называли браунинг.

В это время произошёл разрыв поэта с Бениславской.
Он сблизился с Софьей Толстой.
И с ней 25 июля уехал в Баку.
Там много писал.
6 сентября он возвращался поездом в Москву.
Там случился скандал. Есенин хотел пройти в вагон-ресторан. Охранник ГПУ его не пускал. Ехавший в вагоне дипкурьер Альфред Рога сделал Есенину замечание. Поэт вспылил, грубо ответил. В конфликт вступил другой пассажир - Юрий Левит (близкий знакомый всесильного Льва Каменева). Есенин повернулся к нему и двумя словами оскорбил его национальность.
Рога и Левит через канцелярию наркомата по иностранным делам подали на поэта в суд, требуя «возмездия». Секретарь суда В. Гольдберг строчила Есенину грозные предписания. С него взяли подписку о невыезде. Положение Есенина становилось угрожающим.
Против Есенина было возбуждено очередное уголовное дело.
Над ним опять нависла угроза ареста и суда.
Есенин запил…

Выход из сложного положения подсказали сёстры поэта Катя и Шура - «спрятаться» в клинике Московского университета.
Софья Толстая договорилась с профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта.
Сам поэт долго не соглашался.
Однако всё-таки был вынужден 26 ноября 1925 года лечь в психиатрическую клинику («психов не судят»).
Опекал его здесь профессор Пётр Ганнушкин, оберегая его от судебных исполнителей и всех тех, кто стремился, во что бы то ни стало, «упечь» его в тюрьму.
Он даже выдал ему для этого удостоверение:

«Удостоверение
Контора психиатрической клиники сим удостоверяет, что больной Есенин С. А. находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноября с. г. и по настоящее время; по состоянию своего здоровья не может быть допрошен на суде.
Ассистент клиники Ганнушкин».

Чекисты приходили в клинику, чтобы арестовать Есенина, но врачи его не выдали.

Эдуард Хлысталов:

«Почувствовав себя в безопасности, поэт начал активно работать. Строгий режим, забота врачей, регулярное питание благоприятно сказались на его здоровье. Посещавшие Есенина в клинике друзья и знакомые отмечали отличный внешний вид поэта, остроумие и высокий душевный настрой.
С первого дня Есенина полюбили все сотрудники клиники. Известный по газетам пьяница, антисемит, хулиган и коварный соблазнитель женских сердец на самом деле оказался совсем другим: скромным, по-детски застенчивым, доброжелательным и постоянно улыбчивым. Никакого высокомерия, самолюбования на самом деле не было».

В клинике Есенин написал 15 стихотворений. В том числе и такие шедевры, как: «Клён ты мой опавший, клён заледенелый…», «Ты меня не любишь, не жалеешь...», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…» и др.
По условию поэт должен был лечиться два месяца.
Однако вскоре он почувствовал опасность для своей жизни и принял решение при удобном случае уйти из больницы.
21 декабря Есенин смог выйти из клиники и больше в неё не вернулся.
Лечащий врач Аронсон ездил по родственникам и знакомым, и просил их уговорить поэта возвратиться обратно.
22 и 23 декабря Есенин ходил по издательствам. Навестил А. Р. Изряднову и сына Георгия (Юрия), дочь Татьяну и бывшую жену Зинаиду Райх.
Ночью он уехал в Ленинград.
Об этом знали всего несколько человек. Он всегда тщательно скрывал от всех, куда уезжает.
Доверился на этот раз только Василию Наседкину.
Его знал ещё по совместной учёбе до революции в народном университете имени Шанявского. К тому же Наседкин стал его родственником, вступив в брак с сестрой - Екатериной Есениной. Перед поездкой Есенин не успел получить гонорар и попросил Наседкина прислать ему деньги по адресу ленинградского поэта В. Эрлиха.

Утром 24 декабря Есенин прибыл в Ленинград.
На вокзале он нанял извозчика и с вещами приехал к Вольфу Эрлиху.
Тот устроил его не в квартиру, а в гостиницу «Англетер» в номер пять на втором этаже. Эта гостиница предназначалась для ответственных лиц, чекистов, военных и партийных работников. Человек со стороны в неё поселиться не мог.
Здесь Есенин намеревался жить постоянно и издавать литературный журнал.
Приехав в гостиницу, Есенин тут же собрал друзей и знакомых. В гостинице проживали супруги Устиновы. Георгия Устинова он знал давно, тот работал в ленинградской «Вечерней газете». Жена его - Елизавета - была моложе на 10 лет и не работала.
У Есенина постоянно было 8-10 человек.
Он читал новые стихи, рассказывал о своих творческих и жизненных планах.
Не скрывал, что лежал в психиатрической клинике.
Намеревался в Ленинграде начать выпуск литературного журнала, просил подыскать ему квартиру.
Говорил о том, что с Софьей Толстой он разошёлся. Но никакой трагедии в разрыве с ней он не видел.
К этому времени Есенин получал в Госиздате по 1000 рублей ежемесячно за собрание стихотворений. Тогда это были огромные деньги. Поступали гонорары из других редакций и издательств, т. е. материально поэт был обеспечен с достатком.
В Ленинграде он вёл трезвый образ жизни. По приезде он поставил друзьям две полбутылки шампанского, и в дальнейшем нет никаких сведений о том, что Есенин бывал пьян.
На столе постоянно кипел самовар. Поэт широко угощал друзей купленными в магазине деликатесами.
Следует отметить, что 27 декабря было Рождество, тогда ещё отмечаемое в русских семьях. По случаю этого праздника спиртные напитки не продавались. И был только один случай покупки дворником для Есенина и его компании пяти-шести бутылок пива.
Последние месяцы Есенин опасался убийства и постоянно держал около себя кого-нибудь.

В книге «Право на песнь» В. Эрлих писал:

«Есенин стоит на середине комнаты, расставив ноги, и мнёт папиросу. - Я не могу! Ты понимаешь? Ты друг мне или нет? Друг? Так вот! Я хочу, чтобы мы спали в одной комнате. Не понимаешь? Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это! Ну, говори! Согласен? - Согласен. – Ну, вот и ладно! - Он совершенно трезв. ...Двухместное купе. Готовимся ко сну. - Да! Я забыл тебе сказать! А ведь я был прав! - Что такое? - А насчёт того, что меня убить хотели. А знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: «Я,- говорит,- Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался! Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал!» - Да за что он тебя? - А, так! Ерунда! Ну, спи спокойно».

По просьбе Есенина в гостинице первые две ночи у него в номере оставался ночевать Вольф Эрлих. Возможно, ночевал и третью.
Своё пребывание в Ленинграде поэт не афишировал. Многие из знакомых и даже старых приятелей не знали о нахождении его в Ленинграде.
В номере поэт сочинял стихи, читал их Устинову, Эрлиху, был полон жажды работать.
Елизавета Устинова вспомнила, что поэт ходил к портье и приказал ему никого к нему не пускать: он кого-то опасался из Москвы.
27 декабря - в воскресенье - Есенин утром принял ванну.
В присутствии Е. Устиновой он передал В. Эрлиху листок. Когда Устинова попросила разрешения прочитать, Есенин не разрешил. По мнению Елизаветы и по утверждению Эрлиха, на листке было кровью написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...» Устиновой Есенин сказал, что в номере не было чернил, и он написал стихи кровью. Показал ей кисть руки, где она увидела свежие царапины.
Примерно с двух часов в номере Есенина организовали праздничный стол. Ели приготовленного гуся, пили чай. Спиртных напитков не было.
В номере присутствовали: Эрлих, Ушаковы, писатель Измайлов, Устиновы, художник Мансуров. Ненадолго заходил поэт Иван Приблудный.
И никто не заметил каких-либо психических отклонений у Есенина, способных склонить его к самоубийству.
К шести часам вечера остались втроём: Есенин, Ушаков и Эрлих.
По свидетельству Эрлиха, в восемь вечера он ушёл домой (ул. Некрасова, дом 29, кв. 8). И не оставался ночевать у Есенина потому, что утром должен был пойти на приём к врачу и получить деньги для Есенина. В номере оставались Есенин и Ушаков.
Дойдя до Невского проспекта, Эрлих якобы вспомнил, что забыл портфель, где находилась доверенность. Он возвратился обратно в гостиницу и прошёл в номер к Есенину. Ушакова уже не было.

Вольф Эрлих:

«С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развёрнута папка. Простились вторично».

Эрлих взял портфель и ушёл.
В газетах сообщали, что поэт около десяти часов вечера спускался к портье и просил к себе никого не пускать...
Вот и всё, что известно о последних часах жизни Есенина…

Утром 28 декабря Е. Устинова пришла к номеру Есенина и постучала в дверь. Ответа не было. Она стала настойчиво стучать, никто не отзывался.
Через какое-то время подошёл В. Эрлих. Стали стучать вдвоём.
Почувствовав недоброе, Елизавета обратилась к управляющему гостиницей В. М. Назарову. Тот, изрядно повозившись, открыл замок и, не заглядывая в номер, ушёл.
Устинова и Эрлих вошли, ничего подозрительного не заметив. Устинова прошла по комнате. Вольф положил пальто на кушетку. Устинова подняла голову вверх и увидела подвешенный труп поэта...
Они быстро вышли.
Назаров позвонил в отделение милиции.

Из показания управляющего гостиницей В. М. Назарова:

«…Я, гражданин Назаров В. М., пришёл около 10 утра в гостиницу, после десяти утра, вернее половины одиннадцатого пришла жена Устинова, проживающая в этой же гостинице в №130 и попросила ключ… Гражданка Устинова мне заявила, что она не может достучаться к жильцу гражданину Есенину. Открыв замок с большим усилием так как ключ торчал с внутренней стороны я пошёл. Не прошло и 2-х минут как гражданка Устинова и с пришедшим к ней гражданином Эрлихом догнали меня и хватаясь за голову в ужасе говорят, что пройдите в комнату №5. Войдя в комнату, я увидел гражданина Есенина висевшим в переднем правом углу на верёвке, привязанной к входящей трубе центрального отопления, я всех вывел из комнаты и сейчас же позвонил во 2-е отделение милиции с просьбой выслать представителя для составления протокола.
Больше ничего показать не могу, в чём и подписуюсь. В. Назаров».

Очень скоро на месте происшествия появился участковый надзиратель 2-го отделения милиции Николай Горбов.

И на свет появился первый документ, связанный со смертью Есенина:

«Акт о самоубийстве Есенина 28 декабря 1925 года составил участковый надзиратель 2-го отделения Ленинградской милиции Н. Горбов в присутствии управляющего гостиницей «Интернационал» тов. Назарова и понятых. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде: шея затянута была не мёртвой петлей, а только одной правой стороной шеи, лицо было обращено к трубе, и кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места, где обнаружен был повесившийся лежала опрокинутая тумба, а канделябр, стоящий на ней, лежал на полу. При снятии трупа с верёвки и при осмотре его было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную белую рубашку, чёрные носки и чёрные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года. Удостоверение ТЦ №42-8516, и доверенность на получение 640 рублей на имя Эрлиха».

В качестве понятых под этим «Актом» расписались поэт Всеволод Рождественский, критик П. Медведев, литератор М. Фроман.
Ниже имеется подпись В. Эрлиха. Она, видимо, была выполнена позже всех, когда он предъявил удостоверение и доверенность участковому надзирателю

Независимые исследователи (Хлысталов, Куняев и другие) обратили внимание на то, что акт осмотра места происшествия был составлен Н. Горбовым поверхностно, непрофессионально. И что с профессиональной точки зрения документ вызывает недоумение.
Во-первых. Н. Горбов обязан был составить не «акт», а «протокол» осмотра места происшествия.
Во-вторых, непременно указать время осмотра, фамилии и адрес понятых.
Осмотр следовало начинать обязательно в присутствии понятых, чтобы они потом подтвердили правильность записи в протоколе.
В-третьих, осмотр трупа Н. Горбов был обязан произвести с участием судебно-медицинского эксперта или, в крайнем случае, - врача.
В-четвёртых, место происшествия не было осмотрено должным образом: не описаны обстановка в номере, состояние замков двери и оконных запоров, наличие ключа в замочной скважине, труба отопления, на которой якобы повесился поэт, трупные изменения и прочее.
Не было указано, в каком состоянии находились вещи в номере: лежали они аккуратно или были разбросаны.
Ничего не ясно об одежде на теле покойного. Была она порвана, расстёгнута, спущена или находилась в нормальном и аккуратном состоянии. Наблюдались ли пятна крови или какие-то иные пятна на полу, столе, кровати. Каким предметом была порезана рука у трупа. Где поэт взял верёвку для повешения.
Следует отметить, что на месте происшествия был художник Сварог, который сделал моментальный рисунок тела поэта на полу гостиничного номера.
На рисунке отчётливо видно, что Есенин подвергался насилию, его одежда в беспорядке висела на частях тела. Перед фотографированием одежду привели в порядок.
В-пятых, на акте не указано время его составления. Нет также отметок о начале и окончании следственных действий.
В-шестых, участковый надзиратель не приобщил к делу вещественные доказательства (веревку, бритву, другие предметы).
В-седьмых, не написал о том, как попали в гостиничный номер лица, обнаружившие труп.
В-восьмых, Горбов упустил из виду многочисленные раны на теле убитого поэта (они хорошо видны на фотографии) и не стал выяснять их происхождение.
Не выяснил, при каких обстоятельствах у Есенина появился синяк под левым глазом. Видевшие поэта вечером Устиновы, Ушаков сообщили, что у поэта вечером синяка не было.
Быть может, перед смертью поэта избивали?
В-девятых, сам акт написан с орфографическими ошибками, а изложенные в нём факты отражены косным языком. Горбов же в своё время работал наборщиком в типографии, а затем политруком в войсках, поэтому можно допустить, что акт написан не им.

Любой специалист от криминалистики может сразу сказать, что на основании данного акта нельзя сделать заключение о самоубийстве.
К тому же трое понятых трупа в петле не видели. Участковый же вполне мог написать в акте всё что угодно.

Сомнительным кажется и акт медицинской экспертизы, составленный судебно-медицинским экспертом А. Г. Гиляревским:

«Акт вскрытия
29 декабря 1925 года в покойницком отделении Обуховской больницы было произведено вскрытие трупа гражданина Есенина Сергея Александровича.
Покойному 30 лет. Физическое развитие правильное, упитанность нормальная. Кожный покров бледный. Зрачки расширены равномерно. Отверстия носа свободные, губы сомкнутые. Кончик языка зажат между зубами. Половые органы отвечают норме, заднепроходное отверстие чистое. Нижние конечности имеют тёмно-фиолетовый цвет. На них имеются точечные кровоизлияния. В середине лба вдавленная вертикальная борозда длиной 4 см и шириной 1,2 см. Под левым глазом ссадина.
Над гортанью на шее имеется красная борозда. Она направлена слева вверх и заканчивается возле ушной раковины. Справа борозда идёт вверх к затылку. Ширина борозды соответствует диаметру гусиного пера. В нижней трети правого плеча наблюдается царапина на коже длиной 4 см. В нижней трети левого плеча имеется горизонтальная царапина и 3 вертикальных царапины. Длина каждой из них около 3 см. Других повреждений не обнаружено.
Череп повреждений не имеет. В месте вдавленной борозды на лбу наблюдается кровоподтёк. Вес мозга 1920 грамм, сосуды в норме. Мозговое вещество в местах разрезов блестит. Брюшные органы расположены правильно. Брюшина гладкая, кишечные петли имеют красный цвет. В пищеводе имеются следы пищевой смеси. В гортани и трахее наблюдается пенистая слизь. Лёгкие расположены в грудной клетке свободно. Размеры сердца соответствуют кулаку покойника. Клапаны и отверстия в норме.
В желудке обнаружено 300 грамм полужидкой пищевой смеси. От неё исходит слабый винный запах. Капсула селезёнки морщинистая. Печень тёмно-красная. Почки тёмно-красные. Почечный канал в норме.
Заключение
На основании данных вскрытия следует утверждать, что смерть Сергея Есенина наступила от асфиксии. Та возникла в результате сдавливания дыхательных путей через повешение. Обнаруженное на лбу вдавливание могло стать результатом давления при повешении. Тёмно-фиолетовый цвет нижних конечностей и точечные кровоподтёки на них указывают, что покойник очень долгое время находился в петле. Раны, имеющиеся на верхних конечностях, не представляют никакой опасности для жизни.
Подписи:
Судебно-медицинский эксперт Гиляревский.
Понятые – неразборчивые подписи».

Однако почему-то в этом акте указаны не все повреждения, имевшиеся на лице поэта.
Это подтверждает и фото Есенина, сохранившееся в Национальной публичной библиотеке в Петербурге в особом отделе. На этой фотографии отчётливо различимо пулевое отверстие во лбу поэта и след от удара под правым глазом. Удар этот мог быть нанесён рукояткой пистолета, который, к слову, имелся и у самого поэта.
Некоторые независимые исследователи считали, что данный акт вскрытия недостаточно объективен.

Евгений Черносвитов – судмедэксперт, психиатр:

«В акте о смерти не увязываются многие существенные детали. Они вызовут недоумение даже у студентов-медиков. К примеру, здесь явное несоответствие патологоанатомических данных исследования мозга и других внутренних органов. Состояние последних свидетельствует, что смерть наступила от асфиксии. Но при удушении обязателен отёк мозга. Гиляровский же (врач, производивший вскрытие) не находит ни одного признака отечности. Описанный им мозг может соответствовать смерти, наступившей, к примеру, от сердечно-сосудистой недостаточности или отравления…»

Эдуард Хлысталов:

«Не беря на себя право судить о качестве выводов Гиляревского, нельзя не высказать сомнения в том, что акт написан рукой Гиляревского. (В настоящее время акт частично разорван и как раз в самом важном месте на мелкие клочки, так что каждый исследователь может реконструировать его по своему усмотрению.) Во всяком случае, идентификация почерка не проводилась. Сомнение в подлинности акта вызвано следующим.
1) Акт написан на простом листе бумаги без каких-либо реквизитов, подтверждающих принадлежность документа к медицинскому учреждению. Он не имеет регистрационного номера, углового штампа, гербовой печати, подписи заведующего отделением больницы или бюро экспертиз.
2) Акт написан от руки, торопливо, со смазанными, не успевшими просохнуть чернилами. Столь важный документ (касающийся не только такого знаменитого человека, как Есенин, но и любого лица) судмедэксперт обязан был составить в двух и более экземплярах. Подлинник обычно отправляется дознавателю, а копия должна остаться в делах больницы.
3) Эксперт обязан был осмотреть труп, указать на наличие телесных повреждений и установить их причинную связь с наступлением смерти. У Есенина были многочисленные следы прежних падений. Подтвердив наличие под глазом небольшой ссадины, Гиляревский не указал механизма ее образования. Отметил наличие на лбу вдавленной борозды длиною около 4 сантиметров и шириною полтора сантиметра, но не описал состояние костей черепа. Сказал, что «давление на лбу могло произойти от давления при повешении», но не установил, прижизненное это повреждение или посмертное. И самое главное не указал, могло ли это «вдавление» вызвать смерть поэта или способствовать ей и не образовалось ли оно от удара твердым предметом...
4) Выводы в акте не учитывают полной картины случившегося, в частности, ничего не говорится о потере крови погибшим.
5) Судмедэксперт отмечает, что «покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время», а сколько часов, не указывает».

«Вероятность безалаберного отношения властей к смерти неоднозначной фигуры, как Есенин, я исключаю полностью, значит, набор оплошностей и неувязок в ходе дознания был заведомо инспирирован. Для чего? Ответ возможен один: чтобы скрыть причину и обстоятельства гибели поэта.
До сих пор вызывают сомнения следственные действия.
Смущало то, что следствие закончилось очень быстро. Акты и несколько протоколов дознаний - и это всё.
Отсутствовал протокол с описанием места происшествия.
Не был проведён следственный эксперимент.
В январе 1926 года следствие не пополнилось ни одним документом и было прекращено…»

Многие годы с подачи властей, так и не проведших детального расследования обстоятельств смерти, считалось, что поэт покончил жизнь самоубийством.
Сомневались в этом лишь близкие друзья Есенина. Но из-за сложной политической ситуации в СССР и 13-ти уголовных дел, заведённых на скандального поэта, они не отважились публично оспаривать официальную версию.

И сегодня официальная версия, та, что приводится в энциклопедиях, прежняя – речь идёт о самоубийстве.
Таковой она была в советские времена.
Такой остаётся и сейчас…

Но многие склонны считать, что поэт был злодейски убит.
Что состоялась безжалостная расправа.
И что все последовавшие за этим события, ни что иное, как планомерная акция. Причём, не только по «заметанию следов» преступления, но и по исключению Есенина из советской литературы, всяческая компрометация его образа и имени.
Ведь, как мы знаем, позже поэзия Есенина была запрещена, а имя его было приказано забыть.
За чтение стихов поэта полагалась 58-я статья (статья в Уголовном кодексе РСФСР, вступившая в силу с 25 февраля 1927 для противодействия контрреволюционной деятельности). И её получали.
Считалось, что советскому народу упадническая поэзия вредна – и кампания борьбы с «есенинщиной» продолжалась не одно десятилетие...

Хотел бы привести несколько высказываний современников Есенина.

А) 30 декабря 1925 года ленинградская «Красная газета» в вечернем выпуске опубликовала статью (некролог) Бориса Лавренёва «Памяти Есенина».
Он был 28 декабря в «Интернационале»-«Англетере» и видел мёртвого Есенина. А накануне поздно вечером столкнулся у Михаила Фромана с вездесущим имажинисом Вовой Эрлихом.
Статья эта была с подзаголовком: «Казнённый дегенератами».
И с эпиграфом: «И вы не смоете всей вашей чёрной кровью поэта праведную кровь».

А завершалась статья так:

«И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнажённую правду и назвать палачей и убийц - палачами и убийцами, чёрная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта».

Б) Художник Василий Сварог одним из немногих видел ещё неприбранный труп Есенина.
Именно он сделал рисунок мёртвого Есенина ещё без грима.

Вот что он рассказывал в 1927 году:

«Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну… может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он «забыл» свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил – с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря всё время неподалёку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шёл съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убить, поэтому всё было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нёс дрова и не вошёл в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту гостиницы Назарову. А где теперь этот дворник?..
Сначала была «удавка» – правой рукой Есенин пытался ослабить её, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковёр и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась… Почему я думаю, что закатали в ковёр? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах... пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жилетт» по сухожилию правой руки, эти порезы были видны... Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и всё потом унесли... Очень спешили... Вешали второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве…»

В) Сразу же после гибели поэта его приятель Василий Князев – он провёл ночь в морге Обуховской больницы у тела Есенина - написал стихотворение.

Оно начинается следующей строфой:

В маленькой мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе:
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе...

Г) Как рассказывала Екатерина Александровна – сестра поэта – своей дочери – Наталье Васильевне, её муж – Василий Наседкин, первое, что он сказал дома:
«На самоубийство не похоже. Такое впечатление, что мозги вылезли на лоб».
По словам Натальи Васильевны, её мама догадывалась об убийстве.
Августа Миклашевская также полагала, что Есенин был убит.
В том, что Есенин убит, не сомневался и Д. С. Куликов, юрист, ученик А. Ф. Кони, знавший Есенина.

Д) Эмигрантская газета «Слово», выходящая в Риге, 5 января 1926 года сообщила об убийстве Есенина.

Е) Ф. А. Морохов (профессор, патофизиолог) пишет:

«В доме, где я живу, проживала семья старых питерцев, которые рассказывали мне о том, что их родители работали в гостинице «Англетер», в то время называвшейся «Интернационал» и бывшей в ведении ГПУ. Их отец работал кучером, а мать уборщицей. Они рассказывали, что когда погиб Есенин, то все служащие гостиницы говорили об убийстве».

Ж) Актёр Анатолий Михайлов, который мальчиком принимал участие в похоронах Есенина, рассказывал, что об убийстве поэта в те дни в Москве говорили многие и при этом добавляли, что правду, как всегда, не обнародуют.

В своём стихотворении «Продолжается казнь» он пишет:

…Вчетвером навалились, терзали и резали,
А затем бездыханного вдели в петлю…

После гибели СССР и раскрытия архивов появилось множество публикаций, книг, документальных фильмов, которые проводят другую, неофициальную версию – Есенина убили.

Об этом пишут, к примеру:

А) Писатель Николай Астафьев в своей книге «Трагедия в «Англетере».

Б) Писатель Виктор Кузнецов в своей работе «Тайна гибели Есенина».

В) Следователь МУРа полковник Эдуард Александрович Хлысталов в своей книге «Тайна гостиницы Англетер».

Г) Писатель Сергей Куняев в своём очерке «Смерть поэта».

Д) Поэт Наталья Сидорина в своей книге «Златоглавый. Тайны жизни и гибели Сергея Есенина».

Е) Писатель Виталий Безруков в своём романе «Есенин».

Эту точку зрения разделяют также:
- Ф. А. Морохов (профессор, патофизиолог из Санкт-Петербурга),
- Е. В. Черносвитов (врач, судмедэксперт),
- Ю. П. Дубягин (криминалист), и другие.

В своём романе Виталий Безруков описал, как, на его взгляд, происходило убийство Есенина, назвав имя предполагаемого убийцы - поэта-чекиста Блюмкина - и заказчика - Троцкого.

Из романа Безрукова «Есенин»:

«...Эрлих торопливо схватил портфель и понял, что наган в нём: Есенин ничего не заподозрил... Есенин закрыл за ним дверь...
...Дверь отворилась, не скрипнув, петли, видать, смазали заранее, и в номер вошёл Блюмкин, за ним гэпэушник и тот подсадной «белый офицер», что был с Есениным в камере на Лубянке. Он запер дверь за собой. Увидал Блюмкина Есенин - сердце его зашлось в смертельной тоске. Крикнул он в отчаянье: «Чёрный человек! Чёрный человек!» - и швырнул в морду его гармонь русскую. Упал на пол Блюмкин. Бросился Есенин к чемодану, сунул руку, но нет там нагана! «Эх, Эрлих, иуда!..»
Двое других разом навалились на одного Есенина, усадили на стул, удавку на шею накинули. Хрипит Есенин, правой рукой вцепился в веревку. Вскочил Блюмкин... и наганом со всего маху рукояткой в лицо! Ещё! Ещё! Один бьёт, двое держат! Глаз вытек! Переносица проломлена! Обмяк поэт, затих».

А вот как описал убийство Есенина Сергей Куняев:

«…Дверь отворилась…
Сколько человек вошло в номер? Очевидно, этого мы никогда не узнаем. Однако убеждён, они подстерегали удобный момент, когда поэт один останется в номере. И этот момент настал.
Есенин сопротивлялся отчаянно. Удар в переносицу, очевидно, оглушил его. Истекая кровью, пытался вырваться из рук палачей. Но убийцы заранее обдумали свой план. Как-то поэт написал, что повесится «в зелёный вечер под окном». Не эта ли фраза подсказала преступникам план действия?
Чем они душили его, не пиджаком ли, который потом не нашли? И не потому ли трахея и гортань остались неповреждёнными, а язык был прикушен? Почему-то я уверен, что, когда убийцы подтаскивали поэта к трубе парового отопления и подвешивали на ремне от чемодана, он был ещё жив. Цеплялся рукой за трубу. Разжать его руку потом было невозможно. К утру она окостенела и долго не разгибалась.
Они наспех обыскали номер. Курили, бросая окурки прямо на пол. Рылись в его вещах. Искали какие-то рукописи. И часть их унесли с собой. Но не всё. Есенин, очевидно, предчувствовал возможность такого конца. И, как свидетельствует А. Изряднова, его первая жена, о которой никто не знал, уничтожил свои рукописи в её доме, где за ним наверняка не могли следить.
…Когда всё было кончено, они взяли ключ, заперли дверь и вставили его в замочную скважину. Потом ушли из номера. Каким образом? Очевидно, закрыли за собой дверь, захватив ключ с противоположной стороны «экстрактором» - инструментом, которым пользовались гостиничные воры…»

Вполне закономерно возникает вопрос:
Кому была выгодна смерть Сергея Есенина?

На эти вопросы десятки исследователей отвечают примерно одинаково.
И называют имя Льва Троцкого.
И утверждают, что Есенина убили. И что это не было «случайное» убийство.
Великий русский поэт попросту не мог не быть «ликвидированным», как говорили в те времена.
И вовсе не за свои «смелые» разговоры, многочисленные скандалы и дебоши…
А за стихи, которые он писал.
За стихи, где Есенин с ненавистью и презрением отзывался о некоторых главарях тогдашнего режима.
Надо сказать, что приняв Октябрьскую революцию, сначала Есенин поддерживал её. Однако, быстро понял, что это такое.

И уже в 1919 году в своей поэме «Кобыльи корабли» он написал:

Не просунет когтей лазурь
Из пургового кашля-смрада;
Облетает под ржанье бурь
Черепов златохвойный сад.
Слышите ль?
Слышите звонкий стук?
Это грабли зари по пущам.
Вёслами отрубленных рук
Вы гребётесь в страну грядущего.

Поэма Сергея Есенина «Страна негодяев» стала настоящим вызовом большевистской власти, в которой словами Номаха (Махно) поэт говорит:

Банды! Банды!
По всей стране.
Куда не вглядись, куда не пойди ты -
Видишь, как в пространстве,
На конях
И без коней,
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же Разуверившиеся, как я…
………………………….
А когда-то, когда-то…
Весёлым парнем,
До костей весь пропахший
Степной травой,
Я пришёл в этот город с пустыми руками,
Но зато с полным сердцем
И не пустой головой.
Я верил… я горел…
Я шёл с революцией,
Я думал, что братство - не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются -
Все сонмы народов,
И рас, и племен.
………………………….
Пустая забава.
Одни разговоры!
Ну что же?
Ну что же мы взяли взамен?
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен…

Один из главных героев этой поэмы – комиссар Чекистов (Лейбман), «гражданин из Веймара», прибывший в Россию, по его словам, «укрощать дураков и зверей».
В нём без труда угадывается могущественный «трибун революции» Лев (Лейба) Троцкий (он жил в эмиграции в городе Веймаре).

Рассуждая о России, Чекистов поучает:

А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерной,
Чем ваш русский равнинный мужик!

Лев Давидович считал убийство оправданным средством утверждения коммунистической идеи:

«Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которой мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда даже жителям Востока. Путём кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупления, до идиотизма, до животного состояния...»

В этой есенинской поэме он так отзывается о русских:

Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие…
Да я бы их давным-давно
Перестроил в места отхожие.

В «Стране негодяев» Есенин размазал на века Троцкого.
А такое «главный негодяй» вряд ли мог простить…

Наталья Сидорина:

«И с поэмой, и с материалами Секретного отдела ОГПУ Л. Д. Троцкий, видимо, был хорошо знаком, поскольку они затрагивали его лично. Приручить Есенина не удалось. Он заплатил неблагодарностью и за интерес к его творчеству, и за возможность печататься, и даже за такие услуги Блюмкина, как вызволение с Лубянки. Подобная неблагодарность и ведёт к «самоубийству».

Как-то в хмельной компании (дело было в Берлине) Есенин сказал писателю-эмигранту Роману Гулю:
«Не поеду в Москву, пока Россией правит Лейба Бронштейн. Он не должен править».
Услышавший эти слова информатор Главного политического управления поэт Глеб Алексеев передал их по назначению.

Троцкий о всех таких выпадах в свой адрес, безусловно, знал.
И как же он после этого мог относиться к Есенину?
А в те времена антисемитизм был в СССР уголовно наказуемым преступлением, за такие выпады вполне могли бы поставить к стенке. Любого другого и поставили бы.
Но знаменитого поэта решили убрать другим способом.
Троцкому-Чекистову никак не могла нравиться поэзия русского крестьянского поэта. Таких, как Есенин, он люто ненавидел и презирал.
Ведь не случайно же, что после пышных похорон стихи поэта были в СССР запрещены.
Врага Есенина не устраивала его чуждая Октябрю поэзия последних лет.
Об этом сам «Демон революции» и писал в «Правде»:
«Поэт погиб потому, что был не сроден революции».

Рязанский скандалист позволял себе резкие выпады против членов Политбюро ЦК РКП(б), характеризовал Гражданскую войну как «дикость подлую и злую», сгубившую тысячи прекраснейших талантов:

В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них.
В них я.
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин.
Не потому ль моею грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари.

Словом, «хари» помнили все и ничего не прощали.
Недаром Ленин называл Троцкого «Иудушкой», говорил о его «иезуитстве» и «утончённом вероломстве».
Есенин прекрасно понимал, что его ждет за такие стихи от «немытых харь» и писал, предчувствуя свою трагическую судьбу:

И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,
За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать
Стране родной…

К такому выводу пришел петербургский литературовед Виктор Кузнецов после нескольких лет работы в секретных архивах. Предметом научных интересов историка русской литературы Виктора Кузнецова в прежние годы было творчество Алексея Кольцова и Ивана Никитина, поэтов-народовольцев и поэтов "серебряного века"... Одним он посвятил диссертацию, другим - журнальные публикации и книги.

В случае с Сергеем Есениным внимание исследователя сосредоточилось не только на особенностях творчества поэта, но и на обстоятельствах его трагической судьбы. Более того, характер новой работы потребовал от литературоведа качеств дотошного и терпеливого детектива.

Результатом поиска Кузнецова в архивах ФСБ, МВД и других фондах явилась совершенно отличная от официальной версия трагедии, разыгравшейся 75 лет назад в гостинице "Англетер": Сергей Есенин не сводил счеты с жизнью, а стал жертвой заказного политического убийства. Со своей гипотезой, которая опирается на неизвестные прежде архивные документы и факты, осмысленные в контексте того времени, ученый знакомит сегодня читателей "Тайного советника".

Сказка об «Англетере»

Режимный объект

Виктор Иванович, начнем с события общеизвестного: в конце декабря 1925 года Есенин приезжает из Москвы в Ленинград, останавливается в гостинице «Англетер»...

Увы, именно с этого утверждения и начинается тот самый миф о последних днях жизни поэта, в плену которого все мы находимся столько лет. Как ни правдоподобен факт остановки Есенина в «Англетере», но я решил его все же проверить, а заодно попытаться выяснить подробности его пребывания в гостинице. Кто в те дни там жил, работал, обслуживал номера, был комендантом? Смущало, что ни один из постояльцев и сотрудников гостиницы впоследствии не оставил после себя воспоминаний хотя бы о мимолетной встрече с популярным и многими любимым поэтом, который, согласно официальной версии, проживал там с 24 декабря.

Нет свидетельств и о том, кому звонил Есенин в те декабрьские дни, с кем встречался до вечера 27 декабря, - ведь в Питере у него была масса знакомых, а сам он считался очень общительным человеком. Неужели долгими зимними вечерами сидел в номере в одиночестве?

Я выяснил, что гостиницы города в те годы контролировал экономический отдел ГПУ. Списки проживающих, рабочие журналы гостиницы надеялся найти в архиве ФСБ. Однако получил из этого ведомства ответ, что архив экономического отдела той поры неизвестно когда таинственно исчез. Дверь, так сказать, захлопнулась, а ключ куда-то выбросили...

Но 1925 год - это, как известно, время эпохи нэпа с ее относительной свободой предпринимательства. Значит, должны существовать какие-то документы, отражающие доходы и налогообложение граждан. И они были. Каждого жителя страны тогда сопровождала так называемая «форма № 1», где фиксировались жалованье людей, доплаты, различные приработки... Среди прочих документов эта форма требовала составления два раза в год контрольно-финансовых ревизорских списков жильцов гостиниц с довольно обширными сведениями о людях.

Трудным и сложным путем я нашел списки постояльцев «Англетера» середины 20-х годов и могу сегодня перечислить около ста пятидесяти человек, которые проживали в гостинице в конце декабря 1925 года, и около пятидесяти сотрудников «Англетера» вплоть до уборщиц. Так вот, фамилии Есенина в этих списках нет. Иначе говоря, он никогда не жил в «Англетере»! Я был в шоке, когда это обнаружил.

- Но Есенин был человеком известным, его могли поселить в гостиницу без обычных формальностей, по блату...

Исключено. «Англетер» в ту пору был сугубо режимным объектом, где проживали чекисты, партийно-советские чиновники районного и губернского масштабов. Не случайно на каждом этаже располагались так называемые «дежурки» с сотрудниками ГПУ, которые проверяли документы у всех постояльцев.

Лжесвидетели

Номер гостиницы где, был убит Сергей Есенин

Однако существует немало воспоминаний... Одни 27-го вечером гостили у Есенина в номере, другие наутро вынимали его тело из петли, подписывали акт о самоубийстве поэта...

Столкнувшись с одной неправдой, я стал осторожен в оценке каждого документа, каждого человека, так или иначе причастного к этой трагедии. Ну, скажем, любой на моем месте поинтересовался бы актом вскрытия тела Есенина. Но оказалось, что кто-то предусмотрительно уничтожил все акты вскрытия тела, составленные доктором Г. Гиляревским до 1926 года.

Однако сохранились акты того же Гиляревского последующих лет. Я держал их в руках. Сравнил их с актом о смерти поэта, заверенным якобы тем же Гиляревским. Совершенно другая подпись! Больше того, стиль, стандарт, нумерация этого документа абсолютно не соответствуют принятым тогда нормам. Такое впечатление, что человек просто понятия не имел, как это делается. Сомнительным является и акт об обнаружении тела Есенина в пятом номере гостиницы, который составил участковый надзиратель Николай Горбов.

Среди свидетелей этой истории были известные люди - Вольф Эрлих, Георгий Устинов с женой, Николай Клюев, Павел Медведев, Ушаков... Остались их воспоминания...

Давайте разбираться. Николай Клюев - наставник Есенина на раннем этапе его творчества, в дальнейшем - его «ласковый» противник. Причины их расхождения в первые годы советской власти не случайны: Клюев в 1918-1919 годах - секретарь парторганизации, пропагандист беспощадного красного террора, в 1924 году первым выпустил книжку о Ленине. Это далеко не тот Клюев, какого мы знаем по 30-м годам.

Есенин же в 1923 году пережил серьезную мировоззренческую ломку, после чего полностью отошел от своего социального романтизма и приблизился к неприятию Февральской и Октябрьской революций, советской власти. В 1925 году они были совершенно разными людьми. В декабря этого года Клюев пребывал в страшной бедности (сохранилась его слезная просьба к губернскому начальству освободить от платы за квартиру) и в полной зависимости от благосклонности властей. Отчасти этим можно объяснить, что он не возражал, когда оказался в списках лжегостей Есенина. Смалодушничал под давлением тяжелых жизненных обстоятельств? Примечательно, что в дальнейшем он никогда сам не упоминал, что был в тот вечер у Есенина. Случайно?

Георгий Устинов - журналист, критик, якобы проживавший в те дни в «Англетере» и опекавший Есенина. Однако его фамилии тоже нет в списках постояльцев гостиницы. Не числится в них и его супруга Елизавета Алексеевна. Я сравнил его подлинный автограф с подписью на милицейском акте о смерти Есенина - ничего общего! Самое удивительное, что этого «близкого приятеля Есенина», как он именуется во многих источниках, никто не видел ни во время прощания с поэтом в Доме писателей, ни на проводах тела на вокзале.

Вообще официальная биография Устинова мало соответствует фактической. Подчеркивается, что он работал в солидных газетах «Правда» и «Известия», но умалчивается его работа в бундовской газете «Звезда» в Минске. Оказывается, он был исключен из ВКП(б) за несусветную пьянку и потерю связей с партией и всю жизнь пытался в ней восстановиться. Его звездные годы были связаны с периодом Гражданской войны, по фронтам которой он сопровождал в поезде Председателя Реввоенсовета Льва Троцкого, а затем первым написал о нем пламенную брошюру «Трибун революции», выполнял весьма важные его личные поручения.

Все эти сведения о ключевом свидетеле последних дней жизни Есенина от нас тщательно скрывались много десятилетий - я собирал их по крупицам из малоизвестных публикаций, писем, фондов. «Безупречность» этой персоны охраняет и гриф секретности, который и сегодня продолжает сопровождать в одном из архивов «личное дело» Георгия Устинова.
Мне удалось познакомиться с ним, после чего у меня не осталось сомнений в лживости и заказном характере его мемуаров, призванных сфальсифицировать подлинную историю гибели Есенина. Думаю, что не случаен и бесславный конец этого человека, так и не нашедшего себе места в жизни, - в 1932 году его тело вынули из петли в его собственной квартире.

Чекист в России больше чем поэт

- «Поэт, приятель Есенина в последние два года его жизни». Так справочные разделы есенинских собраний сочинений рекомендуют Вольфа Эрлиха, одну из заглавных фигур трагедии. Это ему Есенин адресовал известную телеграмму от 7 декабря 1925 года: «Немедленно найди две-три комнаты. 20 числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй». Насколько важна была роль Эрлиха в судьбе поэта?

Мне не вполне ясна была личность этого молодого человека, пока я не обнаружил, что с 1920 года (с восемнадцати лет!) он являлся секретным сотрудником ЧК-ГПУ-НКВД и по этому роду своей деятельности находился в непосредственном подчинении известного чекиста Ивана Леонова, в 1925 году - заместителя начальника Ленинградского ГПУ.

Лично мне кажется подозрительным то обстоятельство, что практически вся компания свидетелей и понятых, поставивших свои подписи под документами о смерти Есенина, состоит из знакомых и друзей Вольфа Эрлиха. Больше того, литературный критик Павел Медведев, поэты Илья Садофьев, Иван Приблудный, журналист Лазарь Берман и некоторые другие также являлись сексотами ГПУ. Литература служила очень удобной ширмой для осведомительской деятельности людей этого сорта. Где граница между их дружескими, творческими отношениями и стукачеством? И какова цена оставленным ими воспоминаниям?

Вызывает вопросы и вояж Эрлиха из Москвы в Ленинград 16 января 1926 года, когда в течение одного дня он сварганил сомнительное свидетельство о смерти Есенина. Причем берет он его в загсе не Центрального района, на территории которого расположен «Англетер», а Московско-Нарвского района. Мелочь? Но не случайная: именно в этом районе все ключевые административные посты тогда находились в руках троцкистов, с помощью которых было проще оформить нужный документ. Эрлих тут же возвращается в Москву на вечер памяти Есенина...

С именем Эрлиха связано и обнародование якобы последнего стихотворения Сергея Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья...». По его словам, вечером 27 декабря, прощаясь, поэт засунул листок со стихами в карман пиджака Эрлиха с просьбой прочесть их как-нибудь потом, когда он останется один. А Эрлих «забыл» об этих стихах. Вспомнил лишь на следующий день, когда Есенина уже не было в живых.

29 декабря стихотворение публикуется в ленинградской «Красной газете». Датируется 27 декабря. Но в оригинале нет даты его написания.

И еще вопрос: почему оригинал этого стихотворения впервые появился на свет только в феврале 1930 года? Его принес в Пушкинский Дом крупный политвоенчин, впоследствии - литературный критик Георгий Горбачев. В журнале осталась запись: «От Эрлиха». Но Эрлих в 1930 году - мелкая сошка, сотрудник пограничной охраны ГПУ Закавказья. А «курьер» Горбачев - видный политкомиссар, хороший знакомый Троцкого. Не странно ли? Что-то тут не сходится...

После знакомства с воспоминаниями Вольфа Эрлиха, с его стихами у меня сложилось впечатление, что по характеру своего творчества и по своей натуре он был очень далек от Есенина, если не сказать - враждебен ему. Резкий, злобный, мстительный человек - полная противоположность открытому, доверчивому, сентиментальному Есенину.

Меня буквально обескуражило стихотворение Эрлиха «Свинья», написанное в 1929 году, где есть такие строки: «Пойми, мой друг, святые именины твои отвык справлять наш бедный век. Запомни, друг, не только для свинины, - и для расстрела создан человек». Они тут же вызвали из моей памяти силуэт головы свиньи, нарисованный над бурыми строками оригинала есенинского «До свиданья...». Поначалу это изображение принимали за кляксу. Но нет, свиное рыло с ушами на том листке трудно с чем-то перепутать. Что стоит за этой неожиданной аллегорией, получившей столь зловещее стихотворное продолжение? Нет, очень непрост был в своих взаимоотношениях с поэтом сексот ГПУ Вольф Эрлих.

Тринадцать уголовных дел Есенина

Невольно возникает мысль о заговоре...
- Думаю, что это близко к истине. Но почему тогда возникла необходимость в заговоре? Чтобы исказить, скрыть подлинную картину происшедшего - насильственного устранения Есенина, а говоря проще - его убийства...

- ...И для этого были серьезные основания?

Были. Ведь популярность Есенина была огромной. Его лирическая поэзия резко отличалась от железобетонных словесных конструкций той эпохи, была им укором. На фоне есенинских откровений меркли стихи Кириллова, Полетаева, Казина, Уткина и других приверженцев алгебраической интернациональной поэзии. Они просто не воспринимались народом. Не вписывался Есенин в культурную политику своей эпохи и уже поэтому мешал большевикам, был им опасен.

Кроме того, Есенин как человек внутренне свободный и творчески независимый, не слишком-то придерживался различных условностей, утверждавшихся в обществе пролетарской диктатуры. Это проявлялось и в его поступках, нередко оборачивавшихся скандалами, и в довольно откровенных суждениях по тому или иному поводу.

Убийца Есенина Лейба Бронштейн-Троцкий

Обронил однажды Есенин за столиком в берлинском ресторане, что, мол, не поедет в Россию, пока там правит еврей Троцкий-Бронштейн, а рядом оказался сексот. Донес куда надо. Вернулся поэт домой с клеймом националиста. А еще - скандалист, пьяница, многоженец... Сколько беспокойства доставляла властям такая неуправляемая, но популярная личность!

- И был найден повод...

Он лежал на поверхности - с осени 1925 года Есенин находился под судом. В сентябре, когда он вместе с женой возвращался из Баку в Москву, в поезде у него случился конфликт с одним московским партийным чиновником и дипкурьером. Их стараниями в Москве на вокзале поэт был задержан, допрошен, а вскоре против Есенина было возбуждено судебное дело - уже тринадцатое по счету. В попытке избежать суда он ложится в психиатрическую клинику Московского университета («психов не судят») под опеку своего земляка профессора Ганнушкина. Именно там «психический больной» Есенин написал свой шедевр «Клен ты мой опавший, клен заледенелый...» и другие прекрасные лирические стихи.

За поэта тогда заступился нарком просвещения Луначарский, который не хотел шумихи по этому делу в зарубежной прессе. Однако кто-то более всемогущий отверг ходатайство наркома - наиболее очевидной фигурой здесь мог быть Троцкий.

Невозвращенец

- И тогда Есенин решает сбежать в Ленинград...

Но, конечно, не от суда - куда денешься от судебных исполнителей и «органов»? - и не на постоянное местожительство. Он хотел бежать из Советского Союза. Еще 7 февраля 1923 года по пути из Европы в Америку он пишет письмо в Берлин своему приятелю, поэту Александру Кусикову, в котором прямо заявляет о своем неприятии советской власти, Февраля и Октября, добавляя, что «сбежал бы хоть в Африку».

За месяц до смерти, 27 ноября, Есенин пишет из психиатрической клиники своему другу Петру Чагину: «...Избавлюсь (от скандалов.), улажу, пошлю всех... и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки».

Маршрутом бегства могла быть Великобритания, по другим предположениям - Прибалтика. О серьезности его намерений говорит и краткая поездка в Ленинград в начале ноября 1925 года - мосты наводил? Кто-то выдал его настроения, не исключено, что Устинов, - в тот приезд он вертелся рядом с поэтом, вместе пили.

Поэт и киллеры

Итак, еще раз вернемся к очевидному: 24 декабря 1925 года подсудимый Сергей Есенин приезжает из Москвы в Ленинград...

Тут же арестовывается, доставляется в следственный изолятор, допрашивается, до смерти избивается, его тело тайно переносят в пятый номер «Англетера», где и устраивается известное нам святотатство с «добровольным уходом поэта из жизни». Надо ли говорить, что на подобную акцию исполнители вряд ли решились, не имея санкции свыше? Сомнительным выглядел бы и вариант с обнаружением трупа якобы убитого в «кабацкой драке». В этом случае Сталин мог бы докопаться до истины и получить весомый компромат против ленинградской оппозиции, с которой в те дни выяснял отношения на ХIV съезде РКП(б).

Фактически вы выстроили схему заказного убийства. Говоря языком наших дней, напрашивается вопрос: кто мог выступить в роли заказчика этого убийства, кому были поручены функции киллера?

Думаю, что к ответу на первую часть вопроса я уже приблизился: приказ на арест поэта, скорее всего, мог дать Лев Троцкий. Для этого у него и причины были, и полномочия позволяли, и верные люди имелись. Прямых доказательств нет, да, вероятно, и быть не может: все указания отдавались преданным людям устно и неофициально.

Что же касается непосредственного исполнителя убийства, то наиболее подходящей фигурой здесь мог быть, конечно, известный еврейский террорист Яков Блюмкин, верный оруженосец Троцкого , его личный порученец в течение многих лет. По воспоминаниям тифлисского приятеля Есенина, писателя и журналиста Николая Вержбицкого, у Блюмкина могли быть и личные счеты с Есениным: тот однажды в Баку в 1924 году угрожал поэту и даже пистолет на него направлял. Некоторые видели в те декабрьские дни Блюмкина в «Англетере». Но со стопроцентной уверенностью указать именно на него, как на убийцу Есенина, я сегодня не могу - не хватает материала. Прояснить истину могли бы протоколы допросов Блюмкина перед его расстрелом в 1929 году. Но эти документы мне получить не удалось.

Исполнитель убийства Блюмкин

В конце 1925 года комендантом «Англетера» был чекист Василий Назаров. Любитель выпить, он расслабился и днем в воскресенье 27 декабря, к вечеру сморился и улегся спать. Поздно вечером (а не утром, согласно официальной версии!) в квартиру позвонил дворник: мол, вызывают в гостиницу, в пятый номер. Назаров, еще не протрезвевший, ушел, а вернулся уже утром - усталый, мрачный и молчаливый. Это не моя реконструкция событий, а подлинный рассказ вдовы коменданта Антонины Львовны, который я записал лично. Я успел встретиться с ней незадолго до ее смерти в 1995 году. Несмотря на почтенный возраст, она сохранила ясную память - я проверял детали ее воспоминаний по документам. Муж не был с ней многословен: повесился, мол, поэт, оформляли... Но если бы и в самом деле повесился, то, наверное, было бы что рассказать?

Вместе с Василием Назаровым свои подписи в качестве понятых в ту ночь под документами поставили несколько литераторов, сотрудничавших с ГПУ, - Павел Медведев, Всеволод Рождественский, Михаил Фроман. Фальшивый акт об обнаружении тела Есенина в гостинице составлял участковый милиционер Николай Горбов, прошедший выучку в активно-секретном отделе уголовного розыска. Его высокими начальниками были глава губернской милиции Герасим Егоров и руководитель УГРО Леонид Петржак. Оба в 1929 году были арестованы как троцкисты и крупные финансовые аферисты. Впоследствии Николай Горбов, отсидев срок в тюрьме по сфабрикованному делу, написал заявление в парторганизацию (не из чувства ли обиды?), в котором указывал на «некрасивые поступки» этих людей, а также еще одного крупного чина - упоминавшегося здесь заместителя начальника Ленинградского ГПУ Ивана Леонова. Есть убеждение, что именно он в качестве исполнителя воли Троцкого и стал главным организатором этой акции, который распределял кровавые обязанности между своими проверенными подчиненными. А Горбов, облегчив душу в 1931 году своим заявлением в парторганизацию, через год бесследно исчез.

Архивные тайны

Виктор Иванович, вам часто приходится оговариваться: «фактов не хватает», «прямых доказательств нет». Неужели настолько все было скрупулезно продумано, что не осталось явных следов?

Какие-то ошибки исполнители этого черного дела, конечно, совершили, особенно на стадии заметания следов. Добавлю такую частность, как якобы наличие ванны в пятом, «есенинском» номере гостиницы, что отмечали некоторые из лжевоспоминателей. Я не поленился и отыскал инвентаризационную опись вещей и обстановки в «Англетере». Ванны в том номере не было. Мелочь, казалось бы... Но, как известно, именно детали обычно и подводят лжецов.

Убитый иудейскими чекистами Сергей Есенин

Как следствие поспешной небрежности примечательны и газетные публикации на смерть Есенина: еще не было готово заключение судмедэкспертизы, а газеты уже сообщили, что поэт повесился. Журналисты сами написали? При жесткой цензуре того времени, которая «вела» даже стенгазеты, без санкции свыше это было невозможно. А тем, кто наверху, результаты экспертизы и не были нужны.
А сколько я держал в руках сфабрикованных документов с фальшивыми подписями! И это при том, что в ГПУ существовал специальный графологический отдел, где на высоком уровне составлялись разного рода липовые документы. Нет, о безошибочной, тщательно продуманной работе этих «мастеров заплечных дел» я бы не стал говорить. Не сомневаюсь, что далеко не все из современников поэта поверили в скороспелый официальный миф о его самоубийстве. Написал же 30 декабря в «Красной газете» смелую и дерзкую статью под заголовком «Казненный дегенератами» Борис Лавренев. Известный писатель и сторонник революции, он успел сказать свое честное слово - возможно, что и по чьему-то недосмотру. Но в дальнейшем он уже никогда не возвращался к этой теме. Впрочем, молчали и все остальные. Людям было чего бояться в те времена.

Но приблизиться к истине в этой печальной истории мы, конечно, сможем. Особенно когда откроются за давностью времени наши архивы, в первую очередь - ФСБ. Какие государственные тайны могут сегодня составлять фонды документов, отражающих внутреннюю жизнь страны 20-х - 30-х годов?! Ведь есенинской трагедии уже 93 года, а мы до сих пор не можем подобраться к ее персонажам только потому, что все они служили в «органах». А ведь подобные события - тоже часть нашей истории. А без исторической правды не может быть и правды художественной.

Примечание: В 1990-е годы ряд документов советской эпохи, ранее находившихся под грифом «совершенно секретно», начали предавать огласке, однако, спохватившись, власти снова закрыли к ним доступ. Видимо, многие тайны СССР так и останутся недоступными.В 1938 году управление всеми архивными делами перешло в ведение НКВД СССР, которое засекретило огромный массив информации, насчитывающий десятки тысяч дел. С 1946 года полномочия этого ведомства получило МВД СССР, а с 1995 года - ФСБ России. С 2016 года все архивы были переподчинены непосредственно президенту России.

Некоторые исследователи уверены, что дела НКВД в полном объеме не будут рассекречены никогда. В марте 2014 года межведомственная Комиссия по защите государственной тайны продлила срок секретности для документов ВЧК-КГБ за 1917-1991 годы на следующие 30 лет

«Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть.
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.

Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь».
Стихотворение Анны Ахматовой «Памяти Сергея Есенина»

Биография

Биография Сергея Есенина - противоречивая история жизни великого русского поэта. Сложно найти еще одного человека, который бы с такой любовью и одновременно болью писал о России. Непростой характер поэта, его бунтарство, неприкаянность, склонность к эпатажу и конфликтам создавала в жизни Есенина немалые трудности. Но даже после своего трагического ухода «уличный повеса», «озорной гуляка» и «скандалист» Есенин, как он сам себя называл, смог навсегда остаться в сердцах тех, кто однажды услышал его поэзию и полюбил ее.

Сергей Есенин родился в Рязанской области в простой крестьянской семье. Еще будучи ребенком полюбил читать, особенные чувства испытывая к русскому фольклору, сказкам, былинам, частушкам и к русской поэзии. Пушкин, Лермонтов, Кольцов были любимыми писателями Есенина. Юношей он переехал в Москву, где работал в типографии, а вскоре был принят в литературно-музыкальные круги столицы и начал публиковать свои стихи. Сначала Москва, а затем и Петроград встретили Есенина с распростертыми объятиями, его считали «посланцем русской деревни». Большую роль сыграла и личность Есенина - он читал свои стихи с таким пылом, с такой экспрессией и искренностью, что все - от простых людей до именитых литераторов - влюблялись в златокудрого крестьянского поэта.

Приход власти рабочих и крестьян Есенин встретил с воодушевлением. Но со временем восторг сменился разочарованием, страхом, негодованием. Из-за своей прямоты поэт нередко становился объектом наблюдения властей, особенно во время отношений Сергея Есенина с Айседорой Дункан, американской танцовщицей. Когда, наконец, Есенин в открытую высказал свое резкое осуждение действий советских властей в поэме «Страна негодяев», началась настоящая травля поэта. И без того вспыльчивого и пристрастившегося к алкоголю поэта нередко провоцировали. Каждый скандальный эпизод его биографии описывался в газетах. Есенин был вынужден скрываться - жил на Кавказе, в Ленинграде, в Константиново, где родился. Последняя жена Есенина, Софья Толстая, в попытках спасти мужа от алкогольной зависимости и преследования госпитализировала его в неврологическую клинику. Которую Есенин тайно покинул, якобы в попытках уйти от властей, и уехал в Ленинград, где остановился в гостинице «Англетер». Спустя пять дней в номере «Англетера» было найдено его тело. Причиной смерти Есенина стало самоубийство - поэт покончил с собой, повесившись на трубе. Его последними словами было стихотворение, написанное вместо чернил - кровью:

«До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки и без слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей».

Похороны Есенина состоялись в последний день 1925 года — 31 декабря. Ни одного русского поэта не провожали с такими почестями и размахом - на похороны Есенина пришло около двухсот тысяч человек. Смерть Есенина стала для России огромной потерей и потрясением.

Линия жизни

3 октября 1895 г. Дата рождения Сергея Александровича Есенина.
1904 г. Поступление в земское училище в Константиново.
1909 г. Окончание училища, поступление в церковно-учительскую школу.
1912 г. Окончание школы с дипломом учителя грамоты, переезд в Москву.
1913 г. Брак с Анной Изрядновой.
1914 г. Рождение сына Сергея Есенина, Юрия.
1915 г. Знакомство с Александром Блоком, поступление на службу в санитарный поезд.
1916 г. Выпуск первого сборника стихотворений «Радуница».
1917 г. Брак с Зинаидой Райх.
1918 г. Рождение дочери Татьяны.
1920 г. Рождение сына Константина.
1921 г. Развод с Зинаидой Райх, знакомство с Айседорой Дункан, выпуск сборников «Трерядница», «Исповедь хулигана».
2 мая 1922 г. Брак с Айседорой Дункан.
1923 г. Выпуск сборника «Стихи скандалиста».
1924 г. Развод с Айседорой Дункан, выход поэмы «Пугачев», сборника «Москва кабацкая», рождение внебрачного сына от переводчицы и поэтессы Надежды Вольпин.
18 сентября 1925 г. Брак с Софьей Толстой.
28 декабря 1925 г. Дата смерти Есенина.
31 декабря 1925 г. Похороны Есенина.

Памятные места

1. Село Константиново, где родился Есенин и где сегодня находится музей-заповедник Есенина.
2. Музей Есенина (бывшая церковно-учительская школа, которую окончил Есенин) в Спас-Клепиках.
3. Царское Село, где квартировался полк Есенина и где поэт выступал перед императрицей Александрой.
4. Дом Есенина и Дункан в Москве, в котором жили супруги и где находилась танцевальная школа Айседоры.
5. Московский государственный музей С. А. Есенина.
6. Дом Есенина в Мардакяне (ныне мемориальный дом-музей на территории дендрария), где поэт жил в 1924-1925 гг.
7. Дом-музей Сергея Есенина в Ташкенте, где он гостил в 1921 году.
8. Памятник Есенину в Москве на Есенинском бульваре.
9. Памятник Есенину в Москве на Тверском бульваре.
10. Гостиница «Англетер», где было найдено тело Есенина.
11. Ваганьковское кладбище, где похоронен Есенин.

Эпизоды жизни

Несмотря на то, что последние годы жизни Есенин злоупотреблял алкоголем, он не писал стихи нетрезвым. Об этом же говорят и мемуаристы поэта. Однажды Есенин признался своему приятелю: «За мной ходит отчаянная слава пропойцы и хулигана, но это только слова, а не такая уж страшная действительность».

Танцовщица Дункан влюбилась в Есенина чуть ли не с первого взгляда. Он тоже сильно ей увлекся, несмотря на ощутимую разницу в возрасте. Айседора мечтала прославить своего русского мужа и взяла его с собой в турне - по Европе и в Америку. Свое скандальное поведение во время поездки Есенин объяснял в свойственной ему манере: «Да, я скандалил. Мне нужно было, чтобы они меня знали, чтобы они меня запомнили. Что, я им стихи читать буду? Американцам стихи? Я стал бы только смешон в их глазах. А вот скатерть со всей посудой стащить со стола, посвистеть в театре, нарушить порядок уличного движения - это им понятно. Если я это делаю, я миллионер. Мне, значит, можно. Вот и уважение готово, и слава и честь! О, меня они лучше помнят, чем Дункан!» На самом деле Есенин быстро понял, что за границей он для всех лишь «муж Дункан», разорвал отношения с танцовщицей и вернулся домой.

Предположения о том, что смерть Сергея Есенина была насильственной, появились спустя много лет после гибели поэта. Автором версии убийства и ее популяризации стал московский следователь Эдуард Хлысталов - его точка зрения на произошедшее с поэтом показана в многосерийном фильме «Есенин». Другие исследователи признали ее малоубедительной.

Завет

«В грозы, в бури, в житейскую стынь,
При тяжелых утратах и когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство».

Сюжет из цикла «Исторические хроники», посвященный Сергею Есенину

Соболезнования

«Не будем винить только его. Все мы - его современники - виноваты более или менее. Это был драгоценный человек. Надо было крепче биться за него. Надо было более по-братски помочь ему».
Анатолий Луначарский, революционер, государственный деятель

«Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки: «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом».
Владимир Маяковский, поэт

«Он страшно жил и страшно умер».
Анна Ахматова, поэтесса

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

Много лет мы верили, что Сергей Есенин наложил на себя руки. Но вот тщательно сотканная завеса была разорвана, в случайные, поначалу мелкие прорехи хлынул свет правды о последних днях великого поэта. И перед нами стала вставать страшная судьба неугодного правящей верхушке, опасного для нее стихотворца. Гонимый и преследуемый, он ни на мгновение не отказался ни от своего поэтического, ни от человеческого «я». Чуждые народу политиканы простить ему этого не могли. Яркий свет его личности резал им глаза, заставлял сомневаться в своем собственном величии, непогрешимости и всемогуществе.
Первые публикации о том, что великий русский поэт Сергей Александрович Есенин был убит, а факт самоубийства инспирирован, прошли в советской прессе в 1989 году. Одним из авторов этих публикаций был неведомый в литературных кругах полковник МВД Эдуард Хлысталов, новую статью которого мы предлагаем вниманию наших читателей.
Эта фотография Сергея Есенина публикуется впервые. В 1925 году поэт подарил ее своему брату по матери Алехсандру Разгуляеву. Двухмесячным ребенком Татьяна Федоровна Есенина отдала Сашу на воспитание Екатерине Петровне Разгуляевой, жившей в то время в деревне Петровичи. Вскоре дом Разгулявых сгорел, и они уехали на Алтай. Лишь в 1924 году Александр в возрасте 22 лет впервые приехал в Константиново, где встретился с братом, уже известным поэтом. Александр в то время работал стрелочником на железной дороге. Братья сдружились, часто встречались.
Однажды на берегу Оки Александр спел брату народную песню «Липа вековая». Сергей расчувствовался. Слезы потекли у него по щекам. Проси у меня чего хочешь! - сказал он брату.
Подари мне свою фотографию, - попросил Александр. Так появился этот портрет в семье Разгуляевых.
Литературоведы долго замалчивали сам факт существования младшего брата Есенина. Он уже скончался. Наследники передали нам три фотографии: портрет Сергея Есенина. Александр на свежей могиле брата - он опоздал на похороны - и Александр Разгуляев с матерью Татьяной Федоровной Есениной (на стр. 48).

Эдуард ХЛЫСТАЛОВ
Старший следователь

КАК УБИЛИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Лет десять назад я работал старшим следователем на когда-то знаменитой Петровке, 38. Однажды секретарь управления положила на мой стол конверт. Письмо было адресовано мне, но в конверте самого письма не было. В нем лежали две фотографии, на которых был изображен мертвый человек. На одной карточке человек лежал на богатой кушетке, на второй - в гробу.
Я сначала не мог понять, какое отношение эти фотографии имеют к моим уголовным делам. В это время я расследовал три дела по обвинению нескольких групп расхитителей государственного имущества в особо крупных размерах, но никакого убийства мои обвиняемые не совершали.
Потом я подумал, что кто-то решил подшутить надо мной. Однако, присмотревшись. я узнал возле гроба первую жену Сергея Есенина - Зинаиду Райх, ее мужа Мейерхольда, мать, сестер поэта. Это были неизвестные мне посмертные фотографии Есенина. Кто и для чего прислал мне эти снимки, сталось тайной. Занятый текущими делами, я бросил фотографии в ящик служебного стола и забыл о них. Когда через два-три года я вновь наткнулся на эти снимки, то вдруг обратил внимание, что правая рука мертвого Есенина не вытянута вдоль туловища, как должно быть у висельника, а поднята вверх. На лбу трупа, между бровями, виднелась широкая и глубокая вмятина. Взяв увеличительное стекло, я обнаружил под правой бровью темное круглое пятно, очень похожее на проникающее ранение. В то же время не видно было признаков, которые почти всегда бывают у трупов при повешении.
И хотя я понял, что в гибели Есенина что-то не так, но тревоги и тут не забил. Трудно было представить, что дело Есенина расследовалось некачественно. Ведь погиб великий поэт. В это время проходил XIV съезд партии, работники правоохранительных органов были в состоянии повышенной боевой готовности, и следователи на все неясные вопросы дали убедительные объяснения. Я не сомневался, что по делу проведены необходимые экспертизы, в том числе и судебно-медицинская, которая и дала категорическое заключение о причине смерти поэта. Как я теперь жалею, что не взялся сразу за расследование гибели Есенина; в то время еще жили несколько человек, знавших многое о гибели поэта…
С большим опозданием, но за дело Есенина я все-таки взялся. Расследование проводил как частное лицо, преодолевая неизбежные бюрократические барьеры и баррикады. Если бы не мое служебное положение, удостоверение полковника милиции, вряд ли удалось бы что-то установить, кроме того, что знали все.
С детских лет нам внушалось, что жил на Руси сельский лирик Сергей Есенин. Писал стихи о березках, собаках, беспризорниках. Человек он был, несомненно, талантливый, но пьяница и хулиган. Запутался и своих любовных романах, и ему ничего и не оставалось, как повеситься. Мы привыкли на рисунках, картинах, в скульптуре видеть молодого поэта в рубашке простолюдина, на фоне деревни.
…29 декабря 1925 года вечерние ленинградские газеты, а на следующий день газеты всей страны сообщили, что в гостинице «Интернационал» (бывший «Англетер») покончил жизнь самоубийством поэт Сергей Есенин. Из Москвы в Ленинград выехали жена поэта Софья Толстая и муж сестры Екатерины Василий Наседкин. Они привезли тело в Москву, и 31 декабря тысячи людей проводили Есенина в последний путь. Поэт предчувствовал смерть и просил похоронить его на Ваганьковском кладбище.
Вскоре в газетах, журналах, сборниках появились воспоминания знакомых и приятелей Есенина, в которых они сожалели о кончине поэта, вспоминали, как он пил, хулиганил, обманывал женщин. Развязаны были руки критикам: в стихах Есенина все увидели близость смерти, разочарование в жизни.
Было опубликовано предсмертное письмо Есенина, написанное им кровью перед тем, как набросить на горло петлю.

До свиданья, друг мой,
до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой,
без руки и слова.
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

Поэзия Есенина была запрещена, имя его было приказано забыть. За чтение стихов поэта полагалась 58-я статья. И ее получали. Революционному народу упадническая поэзия вредна - кампания борьбы с «есенинщиной» продолжалась не одно десятилетие.
После смерти Есенина государство не позаботилось о сохранности его имущества, документов, рукописей, записных книжек. Не принял необходимых мер к сбережению творческого наследия поэта и Союз писателей. Подробная опись оставшихся вещей и бумаг не составлялась, Все имущество Есенина попало в частные и порой недобросовестные руки, многое пропало, уплыло к далеким берегам. Чудом сохранившиеся документы разбросаны по разным архивам и городам, часть пришла в негодность, листы разорваны, не все в них можно прочитать. Большинство документов не исследовано почерковедами, и нет полной уверенности, что они подлинны или написаны теми лицами, чьи фамилии на них указаны. Многие материалы до сих пор находятся в секретных архивах и исследователям не выдаются.
Убедившись, что с архивными данными дело обстоит весьма непросто, я решил начинать расследование с доступных материалов. Стал изучать воспоминания современников Есенина, его близких, родных. О Есенине я и раньше читал все или почти все, что появлялось. Начав с пристрастием изучать все вновь, я неожиданно обнаружил, что не знаю биографии поэта.
Общеизвестно, например, что Есенин радостно встретил революцию, несколько раз пытался вступить в партию большевиков (это восторженно свидетельствовали его друзья). И вдруг я натыкаюсь на его письмо от 4 декабря 1920 года другу Иванову-Разумнику:

«Дорогой Разумник Васильевич!

Простите, ради бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так все неожиданно и глупо вышло. Я уже собрался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться.
Уж очень многое накопилось за эти 2 1/2 г., в которые мы с Вами не виделись. Я очень много раз порываются писать Вам, но наше безалаберное российское житие, похожее на постоялый двор, каждый раз выбивало перо из рук. Я удивляюсь, как еще я мог написать столько стихов и поэм за это время.
Конечно, перестроение внутреннее было велико. Я благодарен всему, что вытянуло мое нутро, положило в формы и дало ему язык. Но я потерял все то, что радовало меня раньше от моего здоровья. Я стал гнилее. Вероятно, кое-что по этому поводу Вы уже слышали…» (Собр. соч. Есенина, 1970 г.; 3 т.; 243 с.)
Есенин в письме не указывает, сколько он содержался в самой страшной тюрьме страны, а возможно, и всего мира. Не пишет, и за что его держали в темнице, но это его «огорошило, оскорбило». Вместо радости от достижений революции настроение противоположное… Судя по письму, 25 октября 1920 года он уже сидел на Лубянке. Письмо датировано 4 декабря. Неужели поэт два с половиной месяца находился под стражей? Как юрист, я стал задавать и другие вопросы. Если Есенина арестовывали, значит, было уголовное дело. А раз было дело, значит, его должны были судить. Возможно, дело прекратили, но тогда следователь, необоснованно державший великого поэта под стражей, должен был сам понести наказание… Вопросы, вопросы…
В журнале «Огонек» (№ 10) за 1929 год читаю большой очерк чекиста Т. Самсонова под громким названием «Роман без вранья» + «Зойкина квартира». Автор, восхищаясь своими решительными действиями, рассказывает, как арестовал Есенина и его спутников и отправил на Лубянку, где даже приказал сделать групповой снимок задержанных. Как говорится, не моргнув глазом доблестный чекист признается миллионам читателей, что держал в одной камере мужчин и женщин.
Анализирую собранные материалы. Оказывается. Самсонов арестовывал Есенина в 1921 году. Значит, это был уже второй «визит» поэта на Лубянку, Что такое он совершил? Может, всему причиной его пьянство? Но тогда при чем здесь ЧК, которая занималась борьбой с контрреволюцией?!
Изучаю все материалы о Есенине, об арестах ни слова. Может быть, ответ вот в этих его стихах?

…Я из Москвы надолго убежал:
С милицией я ладить
Не в сноровке,
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали
В тигулевке…

Нет, здесь речь идет о задержании милицией. Обычно чем больше расследуешь дело, тем меньше остается нерешенных задач, В деле Есенина все наоборот, загадки плодятся в арифметической прогрессии. Вопросы, вопросы, вопросы…
В десятый раз читаю известное стихотворение В. Маяковского «Сергею Есенину»: «Ну, а класс, он жажду запивает квасом? Класс, он тоже выпить не дурак… окажись чернила в «Англетере» вены резать не было б причины…»

Значит, Есенин разрезал вены, чтобы написать предсмертное письмо.
В есениноведении это аксиома. Но я, честно говоря, не представляю, как можно произвести подобную операцию. Ведь кровь в сосудах находится под давлением, и разрезанную вену нужно другой рукой зажимать. А как же макать перо? Пока строчку напишешь, кровью изойдешь… И тем не менее письмо есть и хранится в Пушкинском доме в Ленинграде. Обратился туда с запросом, исследовалось ли оно криминалистами? Действительно ли письмо написано кровью человека и рукой Есенина… Несколько месяцев волокиты и отписок, потом короткий ответ - НЕТ, исследования не проводились. Но ведь без этой процедуры ни один документ нельзя считать подлинным.
Сразу же после гибели поэта его приятель В. Князев написал стихотворение, которое начинается следующей строфой:

В маленькой мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе:
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе…

Очень точные слова сказал В. Князев о безвременной кончине великого поэта: «Золотая голова на плахе…» Это горькая правда жизни: в морге на деревянную подставку кладут не только лихие, но и золотые головы. Но почему у покойного Есенина не видна странгуляционная борозда? Она на шее повесившегося не исчезает, имеет ярко выраженный красно-фиолетовый цвет. Что это, поэтический прием В. Князева или непосредственное наблюдение? Мог ли он видеть труп поэта?
После тщательной проверки архивных документов установил, что В. Князев не только видел труп в морге, но и выполнял неприятную обязанность близких людей получать там вещи покойника. Но почему же наблюдательный человек не заметил «полосы»? Возможно, она была светлого цвета?!
За свою многолетнюю следственную практику мне не раз приходилось иметь дело с инсценировками самоубийства. Встречались такие факты, когда преступники убивали человека, а затем, чтобы скрыть злодеяние, накидывали на шею петлю и подвешивали тело, надеясь обмануть следователей и судмедэкспертов. Изобличить их было легко: странгуляционная борозда имела более светлый цвет или совсем отсутствовала.
Некоторые современники, в том числе и те, что были в номере гостиницы, утверждали, что Есенин сначала разрезал вены, намереваясь покончить собой, но потом «у него не хватило характера» и он повесился. Эти сообщения доверия не вызывали. Ведь чтобы поступить так, он должен был искать веревку с разрезанными венами и залить кровью себя и все вокруг. На фотографии крови не видно. Возникают и другие вопросы. Мог ли человек с перерезанными венами и частично мускулом действовать руками, передвигаться по комнате, отвязывать веревку, потом привязывать ее? А могла ли веревка выдержать тяжесть тела?
Поэт А. Жаров по горячим следам написал такие строчки:

Это все-таки немного странно.
Вот попробуй тут, не удивись:
На простом шнуре от чемодана
Кончилась твоя шальная жизнь…

Одни называли предметом самоубийства ремень, другие - веревку, третьи - шнур. По моим расчетам, его минимальная длина должна была быть два метра. Наверное, никто не встречал чемодана, который завязывался бы таким образом. Кроме того, Есенин был слишком уважителен к себе, чтобы иметь подобный чемодан. Но где же он взял двухметровый шнур?
Совсем непонятно, почему Есенин поехал в Ленинград, чтобы там снять номер и убить себя. Если он задумал покончить с жизнью, он мог сделать это в Москве…
Собирая материал о гибели Есенина, знакомясь со множеством публикаций о поэте, я обнаружил одну печальную закономерность: во всех опубликованных до последнего времени фотографиях отсутствовали следы травм на его лице. Печатались только такие фотографии, на которых травмы не видны или тщательно заретушированы.
Стереотипы сознания сильны. Я все еще не мог отказаться от мысли, что Есенин в опьянении совершил нечто такое, что поставило его в безвыходное положение, и он покончил с собой. Но когда я установил, что никакого конфликта у Есенина не было, он не пил и предсмертного письма не писал, я был поражен. Я больше не мог спокойно жить.
Я стал разыскивать дело по расследованию гибели поэта Сергея Есенина. Пришлось обойти архивы МВД СССР, Прокуратуры, Комитета государственной безопасности, дела нигде не было. Обратился за помощью через московские и ленинградские газеты к общественности, но столкнулся с холодным равнодушием. Ничем мне не помогли ни есениноведы, ни музейные работники, ни коллекционеры.
Оказалось, никакого расследования о причинах трагической гибели поэта и не производилось. В архиве Института мировой литературы имени Горького есть папка с документами. Их сохранила для потомков жена Есенина - Софья Андреевна Толстая, бережно собиравшая каждую бумажку, имевшую отношение к поэту. Как ей удалось получить в милиции эти материалы и почему они вообще уцелели, эту тайну мы, наверное, никогда не узнаем. Привожу документы с сохранением стиля и знаков препинания.

«АКТ»

28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч. надзирателем 2-го от. Л.Г.М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назаров и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж. Назарова В. Мих, о повесившемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места где обнаружен повесившийся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны порез на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам, повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».
Ниже этого текста в акт дописано: «Удостоверение за № 42-8516 и доверенность на получение 640 рублей на имя Эрлиха». В качестве понятых расписались поэт Всеволод Рождественский, критик П. Медведев, литератор М. Фроман. Ниже имеется подпись В. Эрлиха, она, видимо, была выполнена позже всех, когда он предъявил удостоверение и доверенность участковому надзирателю.
С профессиональной точки зрения документ вызывает недоумение. Во-первых. Н. Горбов обязан был составить не акт, а протокол осмотра места происшествия. Во-вторых, непременно указать время осмотра, фамилии и адрес понятых. Его следовало начинать обязательно в присутствии понятых, чтобы они потом подтвердили правильность записи в протоколе. Осмотр трупа Н. Горбов был обязан произвести с участием судебно-медицинского эксперта или в крайнем случае - врача. В протоколе ни о том, ни о другом ни слова.
Участковый надзиратель фактически не осмотрел места происшествия: не зафиксировал наличия крови на полу и письменном столе, не выяснил, чем была разрезана у трупа правая рука, откуда была взята веревка для повешения, не описал состояния вещей погибшего, наличие денег, не приобщил к делу вещественные доказательства (веревку, бритву, другие предметы). Н. Горбов не отметил очень важного обстоятельства: горел ли электрический свет, когда обнаружили погибшего? Не выяснил надзиратель состояние замков и запоров на входной двери и окнах; не написал о том, как попали в гостиничный номер лица, обнаружившие труп…
Лицо мертвого Есенина было изуродовано, обожжено, под левым глазом имелся синяк. Все это требовало объяснений и принятия немедленных следственных действий. Видимо, сразу же возникло подозрение в убийстве поэта, потому что в гостиницу приезжал агент уголовного розыска 1-й бригады Ф. Иванов. Эта бригада расследовала уголовные дела о тягчайших преступлениях против личности. Однако чем занимался этот сыщик на месте происшествия, какие проводил следственные или оперативные действия, пока выяснить не удалось.
Акт Н. Горбова я исследовал с особой тщательностью. Поскольку указанных там лиц уже нет в живых, пришлось обратиться к архивным источникам, воспоминаниям участников событий того хмурого зимнего утра.
Поэт Вс. Рождественский и литературный критик П. Медведев писали, что для них сообщение о гибели Есенина в Ленинграде явилось полнейшей неожиданностью, В то утро в городе было холодно, дула метель, в Союзе поэтов люди сидели в одежде. П. Медведев поднял трубку телефона и Вс. Рождественский увидел, как исказилось его лицо от страшной новости. Кто звонил в Союз поэтов, пока неизвестно. Рождественский и Медведев побежали в гостиницу «Интернационал» и появились там одними из первых (П. Медведев в 30-х годах был уничтожен как враг народа).
«Прямо против порога, несколько наискосок, лежало на ковре судорожно вытянутое тело. Правая рука была слегка поднята и окостенела в непривычном изгибе. Распухшее лицо было страшным - в нем ничто уже не напоминало прежнего Сергея. Только знакомая легкая желтизна волос по-прежнему косо закрывала лоб. Одет он был в модные, недавно разглаженные брюки. Щегольской пиджак висел тут же, на спинке стула. И мне особенно бросились в глаза узкие, раздвинутые углом носки лакированных ботинок. На маленьком плюшевом диване, за круглым столиком с графином воды сидел милиционер в туго подпоясанной шинели, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол. Он словно обрадовался нашему прибытию и тотчас же заставил нас подписаться как свидетелей. В этом сухом документе все было сказано кратко и точно, и от этого бессмысленный факт самоубийства показался мне еще более нелепым и страшным» (Вс. Рождественский).
Вс. Рождественский мог указать на краткость составленного Н. Горбовым документа (акта), но о его точности судить не имел права. Он, Медведев и Фроман пришли в гостиничный номер, когда труп Есенина лежал на полу. Висел ли он в петле, они не видели.
Сейчас поздно упрекать Вс. Рождественского и остальных в необдуманности, с которой они подписали злополучный акт. Видимо, случившееся так их потрясло, что забыли о юридической стороне события… Вс. Рождественский высоко ценил С. А. Есенина, оставил о нем прекрасные воспоминания, заставил нас еще раз задуматься о горькой судьбе русского поэта, когда написал: «сидел милиционер в туго подпоясанной шинели, и, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол».
Участковый надзиратель Н. Горбов на месте происшествия даже не снял шинели. У криминалистов есть понятие «профессиональная деформация». У Горбова налицо и социальная деформация. Ему все равно, чье тело лежит у его ног: преступника или великого русского поэта.
Собранные мною по крупицам сведения позволяют в общих чертах познакомить с личностью участкового надзирателя. Горбов Николай Михайлович, 1885 года рождения, уроженец Ленинграда, работал в милиции всего пять месяцев рядовым милиционером. Приказа о зачислении его на должность надзирателя не найдено. 15.06.1929 года был арестован и пропал без вести.
Вот какая получалась картина. Единственный официальный документ с места гибели Есенина нельзя было воспринимать как свидетельство не только самоубийства, но даже факта повешения. Трое понятых трупа в петле не видели, участковый же вполне мог написать в акте все что угодно.
Вероятность безалаберного отношения властей к смерти неоднозначной фигуры, как Есенин, я исключаю полностью, значит, набор оплошностей и неувязок в ходе дознания был заведомо инспирирован. Для чего? Ответ возможен один: чтобы скрыть причину и обстоятельства гибели поэта.
Когда у следователя возникают подозрения в убийстве, он начинает изучать дело заново. Только обычно он это предпринимает более или менее по горячим следам, мне же пришлось проводить дознание более полувека спустя, когда большинства участников не было в живых.
…Как известно, творчество С. А. Есенина пришлось на трагический период в истории России: империалистическая война, затем Февральская революция и октябрьский переворот, неслыханная по жестокости гражданская война и страшный голод, красный террор и полная хозяйственная разруха, разграбление музеев, частных коллекций, церквей, библиотек, архивов и вывоз за границу национальных ценностей.
До поэзии ли было несчастному, истерзанному народу? Это с одной стороны, а с другой - чтобы напечатать стихи, нужно было получить две визы - в Госиздате и в военной цензуре, а точнее - в ГПУ на Лубянке.
Угоднических стихов в честь пролетарских вождей Есенин не писал, поэтому его и не печатали. А жить на что-то было нужно. Есенину приходилось идти на самые разные ухищрения, чтобы выпустить книжку стихов. К примеру, по просьбе Есенина рабочие типографии ставили другой город издания. Это не позволяло властям проверить, где книга напечатана, и «принять меры» к тем издателям, что избегают цензуры.
Поэт не из кремлевских кабинетов видел результаты октябрьского переворота. Обладая обостренным чувством справедливости, разве мог он внутренне соглашаться с уничтожением русской интеллигенции, в том числе его близких друзей - литераторов, художников, музыкантов, артистов? Неужели он был настолько наивен, чтобы поверить в необходимость ежедневных расстрелов людей в большем количестве, чем за все годы царствования Николая II? Неужели одобрял зверскую расправу над всеми членами царской фамилии и ни в чем не повинными юными дочерьми царя, с которыми имел трогательную дружбу в 1916 году? Нет, не настолько он был прост, чтобы не разобраться, куда ведут народ люди, прожившие на чужие деньги за границей больше десяти лет и не знающие чаяний простых людей. Иногда поэт срывался:

Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах,
что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я
тоже здесь не нужен.

Современник С. А. Есенина, В. Шершеневич, вспоминал об этом периоде: «Когда нам пути отрезали, Есенин говорит: «Если Госиздат не дает нам печататься, давайте на стенах писать». Об эпизоде, когда Есенин с группой приятелей-поэтов, вооружившись краской и кистями ночью на стенах домов «давал» названия улицам в честь себя и своих друзей, в нашей литературе рассказывается как об очередной его хулиганской выходке. Мне же представляется это протестом против цензуры и действий властей по изменению исторических названий улиц и площадей Москвы на имена чуждых народу лиц. (Только за 1921-1922 годы в столице было переименовано около пятисот улиц и площадей.)
Это было жуткое для творческих людей время. Не сделав карьеру в партии, армии или ГПУ, не сумев организовать собственное прибыльное дело, множество проходимцев и рвачей кинулось искать удачу в литературе и искусстве. Не имея элементарного таланта, плохо владея русским языком, они свою творческую беспомощность в искусстве прикрывали новыми авангардистскими формами. Их стихи с одинаковым успехом можно было читать с конца, а живописные картины смотреть перевернутыми. Именно эти люди, прикатившие после Февральской революции из-за границы, захватили все творческие союзы, редакции газет и журналов, издательства. В часы бессильной злобы, не зная, чем помочь себе и своему народу, Есенин писал:

Защити меня, влага нежная.
Май мой синий, июнь голубой,
Одолели нас люди заезжие.
А своих не пускают домой.

Знаю, если не в далях чугунных,
Кров чужой и сума на плечах,
Только жаль тех дурашливых, юных,
Что сгубили себя сгоряча.

Жаль, что кто-то нас смог рассеять
И ничья непонятна вина.
Ты Расея, моя Расея,
Азиатская сторона.

(ЦГАЛИ, ф. 190, on. 1)

3 октября 1921 года Есенин встретил всемирно известную танцовщицу Айседору Дункан, которая приехала в Советскую Россию учить детей новому направлению в танцевальном искусстве. Сорокалетняя танцовщица полюбила поэта страстной, самозабвенной любовью. Они поженились. Дункан постаралась увезти Есенина за границу. Формально выезд Есенину был разрешен на три месяца для издания своих стихов. Пробыл он за границей более года. Дункан все делала, чтобы он не возвращался домой, но поэт тяжко тосковал вдали от Родины.
«…Я увезла Есенина из России, где условия жизни пока еще трудные. Я хотела сохранить его для мира. Теперь он возвращается в Россию, чтобы спасти свой разум, так как без России он жить не может. Я знаю, что очень много сердец будут молиться, чтобы этот великий поэт был спасен для того, чтобы и дальше творить Красоту…», - писала она в газетах.
Но Есенину решение вернуться давалось нелегко.
«Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это б… снисходительное отношение власть имущих, а еще тошнее переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу, ей-богу, не могу! Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу».
И все-таки он возвращался. Возвращался другим, каким его никто еще не знал. Он вез с собой поэму «Страна негодяев». Ее уже слышали, содержанием возмущались даже друзья:

Пустая забава,
Одни разговоры.
Ну что же,
Ну что же вы взяли взамен?
Пришли те же жулики,
Те же воры
И законом революции
Всех взяли в плен.

Мери Дести, биограф Дункан, провожала их в Москву. В своей книге писала: «Когда поезд, увозивший Айседору и Сергея в Москву, тронулся от платформы парижского вокзала, они стояли с бледными лицами, как две маленькие потерянные души…»
Есенину оставалось жить два года с небольшим. Они будут для него самыми тяжелыми, но они же станут для поэта взлетной полосой в бессмертие.
По возвращении в Москву Есенин развил бурную деятельность, стал хлопотать об образовании издательства, где бы печатали произведения российских писателей и поэтов, подписывал коллективные письма в правительство, объединял вокруг себя крестьянских поэтов. Вполне естественно, он оказался под пристальным вниманием сотрудников ГПУ.
Начиная с сентября 1923 года Есенина начинают то и дело задерживать работники милиции, доставляют в приемный покой Московского уголовного розыска, предъявляют ему обвинение в хулиганстве и подстрекательстве к погромным действиям. Изучая ранее неизвестные архивные материалы, я обнаружил любопытную закономерность. «Пострадавшие» от Есенина люди приходили в ближайшее отделение милиции или звали постового милиционера и требовали привлечь поэта к уголовной ответственности, проявляя хорошую юридическую подготовку. Они даже называли статьи Уголовного кодекса, по которым Есенина следовало судить.
И еще одна закономерность: во всех случаях задержание проходило по одному и тому же сценарию - Есенин всегда оказывался в состоянии опьянения. Словно кто-то ждал того часа, когда он выйдет на улицу после пирушки. Как правило, инцидент начинался с пустяка. Кто-то делал Есенину замечание, тот взрывался, звали милиционера. Блюститель порядка с помощью дворников силой тащил Есенина в отделение. Задержанный сопротивлялся, называл стражей порядка взяточниками, продажными шкурами и т. п. Потом в деле появлялись рапорты представителей власти об угрозах со стороны поэта, об оскорблении им рабоче-крестьянской милиции. Во всех случаях с Есениным были другие лица (поэт А. Ганин. И. Приблудный, А. Мариенгоф и др.), но их не только не задерживали, но и не допрашивали.
В стране действовал декрет о суровой расправе над погромщиками и антисемитами, подписанный В. И. Лениным еще 25 июля 1918 года. В то же время отсутствовало уголовное законодательство, и правового понятия антисемита и погромщика не существовало.
Многие литераторы новой волны не скрывали ненависти к русскому поэту Есенину, открыто травили, плели против него искусные интриги, распространяли сплетни, анекдоты, небылицы. Его неоднократно били, объявляли антисемитом.
- Ну какой я антисемит! - слезно жаловался он своим постоянным прилипалам, любившим примазаться к его славе и одновременно за его счет выпить и плотно закусить. - Евреек я люблю, они меня тоже. У меня дети - евреи. Я такой же - антигрузин…
Есенин позволял себе иметь мнение по любому вопросу, и не всегда оно было лестным для партийных аппаратчиков. В отличие от многих он высказывался вслух. Скоро ему приклеили ярлык врага Советской власти.
- Ты, что? На самом деле думаешь, что я контрреволюционер? - спрашивал он своего знакомого поэта В. Эрлиха. - Брось! Если бы я был контрреволюционером, я держал бы себя иначе! Просто я - дома. Понимаешь? У себя дома! И если мне что не нравится, я кричу! Это - мое право. Именно потому, что я дома. Белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это - мое, и этому я - судья!
20 ноября 1923 года поэты Есенин, А. Ганин, С. Клычков и П. Орешин зашли в столовую на Мясницкой улице, купили пива и обсуждали издательские дела и предстоящее вечером заседание в Союзе поэтов. Если Есенин еще имел кое-какие средства для существования, то Ганин, Клычков и Орешин влачили нищенский образ жизни. И, естественно, не могли по этому поводу ликовать. Вдруг сидевший за соседним столом незнакомец (М. В. Родкин) выбежал на улицу, вызвал работников милиции и обвинил поэтов в антисемитских разговорах и оскорблении вождя Троцкого. Поэтов арестовали, появилось известное «дело четырех». Несмотря на клеветническую кампанию, поднятую газетами против Есенина с требованием сурового наказания поэта, через несколько дней всех четверых освободили, и дело кончилось товарищеским судом.
17 декабря Есенин был вынужден скрыться от разнузданной клеветы и наветов в профилакторий (Полянка, 52). Одно за другим против поэта возбуждается еще несколько уголовных дел. Его пытаются судить, но он на заседания не является. Судья Краснопресненского суда Комиссаров (подлинную фамилию установить не удалось) выносит постановление об аресте. Работники ГПУ и милиции по всей Москве разыскивают Есенина. Он же, не имея своей комнаты, ночует у разных друзей.
Однако арестовать Есенина сотрудники ГПУ не смогли. 13 февраля 1924 года он на «Скорой помощи» был доставлен в хирургическое отделение Шереметьевской больницы (сейчас Институт им. Склифосовского). Много лет существовала версия, что Есенин вскрыл себе вены, желая покончить жизнь самоубийством. Существует и другая: поэт шел или ехал на извозчике, у него слетела шляпа. Он хотел ее подхватить, поскользнулся, упал на оконное стекло и глубоко порезал руку.
Мне удалось найти документы, из которых видно, что у Есенина была рваная рана левого предплечья. Никаких резаных ран у него тогда не было. Сам он в больнице объяснил, что упал на стекло. Нужно помнить, что Есенин никогда ни на кого не жаловался, хотя нападали на него и били неоднократно. Я предполагаю, что Есенину нанесли колотое ранение, но он не назвал своего обидчика. Не случайно именно здесь, на больничной койке, он написал свое знаменитое «Письмо матери». А слова: «Пишут мне, что ты, тая тревогу…», написаны им потому, что первые дни состояние поэта у врачей вызывало опасения, и они никого к нему не пускали. Родные и друзья, приходившие в больницу, писали ему записки.
От лечащего врача Есенин узнал тайну: за ним приходили сотрудники ГПУ и милиции, имеется постановление на арест. С врача было получено обязательство, что о времени выписки поэта он сообщит в милицию.
Нужно было что-то предпринимать. Чтобы не подводить врача, перевели Есенина в Кремлевскую больницу, откуда он через три дня выписался и перешел на нелегальное положение.
При бытовавшей тогда системе осведомительства и шпионства разыскать в Москве Есенина не составляло для доблестных рыцарей революции большого труда. На этот раз поэта спас П. Б. Ганнушкин - известный психиатр, лечивший некоторых пролетарских вождей и потому имевший большой авторитет в обществе. Не имея на то формального права, он дал Есенину справку, что тот страдает тяжелым психическим заболеванием, и поэта на время оставили в покое.
До сентября 1924 года Есенин ездил по городам страны, на несколько дней появляясь в Москве и снова исчезая.
Сергей Есенин, по общему мнению, был человеком смелым, не раз отчаянно рисковавшим жизнью. И в то же время он панически боялся работников ГПУ и милиции. Почти все его современники вспоминали о «необоснованной подозрительности» поэта, которая распространялась не только на незнакомых людей, но даже на приятелей и близких женщин. Но я сейчас могу с уверенностью сказать, что эта постоянная бдительность отводила от него до поры до времени многие неприятности.
Читая исследования отдельных есениноведов, я неоднократно встречался с утверждениями, что С. А. Есенин стремился на Кавказ и в Среднюю Азию, чтобы там изучить древнюю восточную поэзию и философию. В какой-то степени с этим утверждением согласиться можно. Но главной причиной поездок поэта на Кавказ в 1924-1925 годах было стремление скрыться от преследования властей.
3 сентября 1924 года Есенин неожиданно для всех, даже самых близких и родных, уезжает из Москвы в Баку. Едет туда, ни с кем предварительно не договариваясь. Зачем? Почему так спешно? Мне совершенно ясно, что он сбежал от смертельной опасности, которая на него надвигалась.
Правда, и на Кавказе ему не было покоя. Приехав в Баку примерно 6-7 сентября, он столкнулся здесь с Блюмкиным, известным провокатором, убийцей немецкого посла Мирбаха. После этой чудовищной акции Блюмкин был некоторое время в тени, но потом вновь оказался на ответственной работе в ГПУ и возглавлял отдел по влиянию на страны Азии. Пользуясь покровительством Троцкого и других вождей, Блюмкин мог совершить любое злодеяние. Здесь он угрожал пистолетом Есенину. Ходила версия, что Блюмкин приревновал поэта к своей жене. Эта версия несостоятельна, поскольку та в это время жила в Москве.
Поэт, бросив вещи, уехал в Тифлис. 20 сентября он вернулся в Баку, обзаводясь пистолетом. Поэта взял под свою защиту главный редактор газеты «Бакинский рабочий» и секретарь партии большевиков Азербайджана П. И. Чагин. Есенин постоянно находился под охраной.
На Кавказе он пробыл до конца февраля и 1 марта 1925 года вернулся в Москву, пробыв на юге полгода, 27 марта Есенин неожиданно для всех «укатил в Баку». Что же заставило Есенина опять оставить столицу, где у него было много дел с изданием новых стихов?
Как теперь стало известно, ГПУ организовало крупную провокацию против группы писателей, художников и артистов. Через подставных лиц устраивались «дружеские» пирушки, где вино лилось рекой и заводились разговоры о коварстве большевиков. На одной такой встрече поэт Алексей Ганин, подстрекаемый агентом ГПУ, написал даже предполагаемый список министров нового правительства и министром просвещения назвал Сергея Есенина. Узнав об этом, Есенин вспылил, потребовал зачеркнуть свою фамилию и посоветовал подобными делами не заниматься. Ганин тут же, на столике в кафе вместо него вписал 18-летнего поэта Ивана Приблудного. Все это напоминало детскую игру. По своим личным качествам Алексей Ганин не мог организовать встречу друзей, не то что создать политическое объединение. Но он ненавидел руководителей партии большевиков. Ему не простили ни это, ни «дело четырех поэтов».
В августе 1924 года чекисты начали секретную операцию против Ганина и его друзей. Предстояло подготовить разоблачение подпольной контрреволюционной организации, ставящей своей целью свержение Советской власти путем террора и диверсий. С исключительной подлостью работники ГПУ собирали подметные доносы своих осведомителей, проводили комбинации, подбрасывали компрометирующие документы.
Стихи Ганина не печатали. Он достал где-то типографский шрифт (возможно, ему специально подбросили его сотрудники ГПУ) и отпечатал несколько брошюр со своими произведениями. Наличие шрифта было истолковано как подготовка к печатанию листовок и воззваний.
Все это делалось для того, чтобы обвинить Ганина и его друзей в создании ядра организации «Ордена русских фашистов». По делу было привлечено 14 человек. Среди них, несомненно, были и провокаторы, которых от ответственности впоследствии увели. Не хватало пятнадцатого. Кто-то предупредил Есенина, или он сам узрел опасность и скрылся на Кавказе? Ответить на этот вопрос можно будет, когда удастся ознакомиться с пока совершенно секретными делами в архиве КГБ. О том, что Есенина вызывали в ГПУ по делу Ганина, есть письменные показания.
11 ноября 1924 года Ганина арестовали в Москве, в Староконюшенном переулке, дом 33, квартира 3. На допросах он не отрицал встреч, разговоров с друзьями, но утверждал, что никакого преступного характера они не имели. Во время следствия Ганин потерял рассудок и был помещен на обследование в Институт имени Сербского.
На 27 марта 1925 года было назначено заседание коллегии ГПУ по делу А. Ганина и его друзей. Психиатры признали поэта Алексея Ганина душевнобольным, невменяемым. Однако его приговорили к расстрелу, и 30 марта приговор привели в исполнение.
У Есенина были все основания держаться от Москвы подальше. В начале апреля в Батуми на него было совершено нападение неизвестных лиц. В своих письмах Бениславской он писал: «Я в Баку… не писал, потому что болен… Нас ограбили бандиты (при Вардине)… Когда я очутился без пальто, я очень простудился». Во втором письме он пишет, что его болезнь - это «результат батумской простуды».
В июне Есенин вернулся в Москву, но жил в столице мало, постоянно выезжая на родину в Константинове, к своим друзьям и знакомым в Подмосковье. Произошел разрыв с Бениславской, он сблизился с Софьей Толстой и с ней 25 июля уехал в Баку, Там много писал.
6 сентября он возвращался поездом в Москву. Ехавший в вагоне дипкурьер А. Рога сделал Есенину замечание. Поэт вспылил, грубо ответил. В конфликт вступил другой пассажир - Ю. Левит. Против Есенина было возбуждено уголовное дело и готовился суд. Вмешательство Луначарского и других партийных деятелей с целью прекращения дела положительного результата не принесло, судья Липкин готовил процесс.
Есенин запил. По рекомендации близких согласился 26 ноября лечь в психиатрическую клинику («психов не судят»). По условию поэт должен был лечиться два месяца. Однако вскоре он почувствовал опасность для своей жизни и принял решение при удобном случае уйти из больницы.
Спустя 60 лет я разыскал архивные документы этой клиники. Побывал в палате, где когда-то томился униженный и оскорбленный национальный поэт России.
21 декабря Есенин смог выйти из клиники и больше в нее не вернулся. Лечащий врач Аронсон ездил по родственникам и знакомым и просил их уговорить поэта возвратиться обратно. 22 и 23 декабря Есенин ходил по издательствам, навестил А. Р. Изряднову и сына Георгия (Юрия), дочь Татьяну и бывшую жену Зинаиду Райх, ночью уехал в Ленинград.
24 декабря он поселился в гостинице «Интернационал» в номере пять. Комната находилась на втором этаже, была обставлена дорогой мебелью. О приезде в Ленинград Есенина знали всего несколько человек. Он всегда тщательно скрывал от всех, куда уезжает. Доверился на этот раз только Василию Наседкину, которого знал еще по совместной учебе до революции в народном университете имени Шанявского. К тому же Наседкин стал его родственником, вступив в брак с сестрой, Екатериной Есениной. Перед поездкой Есенин не успел получить гонорар и попросил Наседкина прислать ему деньги по адресу ленинградского поэта В. Эрлиха.
Приехав в гостиницу, Есенин тут же собрал друзей и знакомых. В гостинице проживали супруги Устиновы. Георгия Устинова он знал давно, тот работал в ленинградской «Вечерней газете», жена Елизавета была моложе на 10 лет и не работала. У Есенина постоянно было 8-10 человек. Он читал новые стихи, рассказывал о своих творческих и жизненных планах. Не скрывал, что лежал в психиатрической клинике. Намеревался в Ленинграде начать выпуск литературного журнала, просил подыскать ему квартиру. Говорил о том, что с Толстой он разошелся, с родственниками решил порвать близкие отношения.
К этому времени Есенин получал в Госиздате по 1000 рублей ежемесячно за собрание стихотворений. Тогда это были огромные деньги. Поступали гонорары из других редакций и издательств, т. е. материально поэт был обеспечен с достатком. Никакой трагедии не видел он и в разрыве с Софьей Толстой.
В Ленинграде он вел трезвый образ жизни. По приезде он поставил друзьям две полбутылки шампанского, и в дальнейшем нет сведений, что Есенин бывал пьян. На столе постоянно кипел самовар. Поэт широко угощал друзей купленными в магазине деликатесами.
Следует отметить, что 27 декабря было Рождество, тогда еще отмечаемое в русских семьях. По случаю этого праздника спиртные напитки не продавались, и мне удалось выяснить только один случай покупки дворником для Есенина и его компании пяти-шести бутылок пива.
Последние месяцы Есенин опасался убийства и постоянно держал около себя кого-нибудь. В книге «Право на песнь» В. Эрлих писал:
«Есенин стоит на середине комнаты, расставив ноги, и мнет папиросу.
- Я не могу! Ты понимаешь? Ты друг мне или нет? Друг? Так вот! Я хочу, чтобы мы спали в одной комнате. Не понимаешь? Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это! Ну, говори! Согласен?
- Согласен.
- Ну вот и ладно! - Он совершенно трезв.
…Двухместное купе. Готовимся ко сну.
- Да! Я забыл тебе сказать! А ведь я был прав!
- Что такое?
- А насчет того, что меня убить хотели. А знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: «Я, - говорит, - Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался! Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал!»
- Да за что он тебя?
- А, так! Ерунда! Ну спи спокойно».
В гостинице первые две ночи у него оставался Вольф Эрлих. Возможно, ночевал и третью. 27 декабря, в воскресенье, Есенин утром принял ванну. В присутствии Е. Устиновой он передал В. Эрлиху листок. Когда Устинова попросила разрешения прочитать, Есенин не разрешил. По мнению Елизаветы и по утверждению Эрлиха, на листке было кровью написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Устиновой Есенин сказал, что в номере не было чернил и он написал стихи кровью. Показал ей кисть руки, где она увидела свежие царапины.
Примерно с двух часов в номере Есенина организовали праздничный стол. Ели приготовленного гуся, пили чай. Спиртных напитков не было. В номере присутствовали: Эрлих, Ушаковы, писатель Измайлов, Устиновы, художник Мансуров. Ненадолго заходил поэт Иван Приблудный, и никто не заметил каких-либо психических отклонений у Есенина, способных склонить его к самоубийству.
К шести часам вечера остались втроем: Есенин, Ушаков и Эрлих. По свидетельству Эрлиха, примерно в восемь часов он ушел домой (ул. Некрасова, дом 29, кв. 8). Дойдя до Невского проспекта, вспомнил, что забыл портфель, и возвратился. Ушакова уже не было. Есенин, спокойный, сидел за столом и просматривал рукописи со стихами. Эрлих взял портфель и ушел.
Утром 28 декабря Е. Устинова пришла к номеру Есенина и постучала в дверь. Ответа не было. Она стала настойчиво стучать, никто не отзывался. Через какое-то время подошел В. Эрлих. Стали стучать вдвоем. Почувствовав недоброе, Елизавета обратилась к управляющему гостиницей В. М. Назарову. Тот, изрядно повозившись, открыл замок и, не заглядывая в номер, ушел.
Устинова и Эрлих вошли, ничего подозрительного не заметив. Устинова прошла по комнате. Вольф положил пальто на кушетку. Устинова подняла голову вверх и увидела подвешенный труп поэта… Они быстро вышли. Назаров позвонил в отделение милиции. Очень скоро на месте происшествия появился участковый надзиратель Н. Горбов, который и составил приведенный ранее акт.
Теперь, зная как жил Есенин в последние годы и дни, поищем ответы все на те же вопросы, от которых теперь не уйти.
Когда наступила смерть? Почему милиционер решил, что Есенин покончил жизнь самоубийством? Какими он обладал доказательствами, чтобы не считать, что поэта убили, а потом повесили? Ведь надзиратель видел, что «шея затянута была не мертвой петлей»… Наверное, он должен был сразу же выяснить, кто ударил покойного по лицу («под левым глазом синяк») перед повешением, почему оно обожжено и многое другое…
Из многочисленных воспоминаний очевидцев, публикаций газет, документов можно сделать вывод, что все вещи Есенина были разбросаны по полу, ящики раскрыты, на столе и в других местах подтеки крови. И одежда на мертвом была в беспорядке, что тоже свидетельствовало о возможности насилия.
Что же сделал Н. Горбов? Он раздал чистые бланки протоколов допросов В. Эрлиху. Е. Устиновой. Г. Устинову и В. Назарову, и те написали все, что хотели. Правда, я считаю, что показания В. Эрлиха записал агент уголовного розыска Ф. Иванов. (Иванов Федор Иванович, 1887 года рождения, алкоголик, был уволен из милиции, потом восстановлен. Позже осужден к 8 годам лишения свободы и погиб в лагерях.)
В протоколе опроса В. Эрлиха указано, что он знает Есенина около года и бывал у него в номере все четыре дня, что замок в номер Есенина открывал служащий гостиницы, что ключ торчал с внутренней стороны замка.
Возникает вопрос, каким образом Назаров открыл дверь в номер? Судя по фотографиям, замок в двери был врезной. В своих воспоминаниях, написанных через несколько дней, Устинова указывала, что Назаров открыл дверь отмычкой. Открыть отмычкой врезной замок со вставленным изнутри ключом нельзя. Если Назаров (Назаров Василий Михайлович, 29 лет, член РКП, из рабочих, уроженец Тульской губернии) открывал замок отмычкой, следовательно, ключа в замке не было. В противном случае Назаров мог отпереть дверь самодельным приспособлением. Оно напоминает пассатижи со сточенными концами для захвата кончика ключа. Такими приспособлениями открывают закрытые изнутри замки с оставленными в них ключами квартирные воры. Закрыть таким способом замок со стороны коридора еще легче, чем открыть. В этом случае ключ будет со стороны комнаты.
Если же ключа в замке не было, то отмычкой открыть и закрыть дверь «специалисту» не представляет никакого труда.
Назаров ведет себя по меньшей мере странно. Пятый номер относился к высокому разряду, в нем останавливались состоятельные люди, имевшие дорогие вещи. Управляющий гостиницей открывает дверь посторонним лицам и уходит, не заботясь ни о сохранности имущества, ни о том, как они закроют номер, если там не окажется постояльца.
Озадачивает и такое обстоятельство. Тело висело как раз напротив двери, и не заметить его можно было лишь при одном условии: в комнате было темно. Тогда становится понятно, почему Устинова и Эрлих вошли в номер как ни в чем не бывало и не сразу заметили повешенного.
Для решения загадки гостиницы «Англетер» это решающее обстоятельство. В полнейшей темноте Есенин вряд ли смог бы повеситься. Стало быть, свет выключил кто-то другой. (В процессе своего исследования я получил письменные показания научного сотрудника Эрмитажа В. А. Головко. В них говорится о том, что до войны он учился в техникуме и их преподаватель В. В. Шилов доверительно рассказал ему следующую историю. За день до смерти Есенина Шилов договорился с ним о встрече в гостинице. Шилов долго стучал, но никто ему не открыл. Он стал дожидаться в вестибюле и увидел, что из номера Есенина вышли двое мужчин, закрыли за собой дверь и направились к выходу. Шилов видел, как они сели в поджидавшую их автомашину и уехали. А на следующий день все узнали о самоубийстве поэта. Шилов утверждал, что Есенина убили. Проверить утверждения Шилова нельзя, он погиб на фронте.) Сразу после трагического события газеты сообщали, что на месте происшествия был врач, который назвал время наступления смерти поэта: по одним утверждениям - за 5-6, по другим - за 6-7 часов до обнаружения трупа. Но ни в одном документе или воспоминании, ни в одной газете не приводятся фамилия врача или какие-либо другие сведения о нем. Однако именно это заявление мифического врача принято за истину, и все люди мира считают, что смерть поэта наступила около пяти часов утра 28 декабря 1925 года.
Кстати, это время очень удобно для подкрепления версии о самоубийстве. Вписанное в милицейский протокол утверждение В. Эрлиха о том, что ключ от замка был изнутри, вкупе с часом смерти создают определенную картину то, что СЛУЧИЛОСЬ в номере, дело рук его одинокого жильца. И все постарались забыть, что судебно-медицинский эксперт этот час смерти не подтвердил.
Остается невыясненным и другой важнейший момент. Судя по акту, мертвый Есенин схватился за трубу. Живой человек, естественно, может держать руку поднятой, но когда наступает смерть, она непременно под собственной тяжестью опускается вдоль туловища. Логично предположить, что смерть застала поэта в другом, не вертикальном положении и трупное окоченение произошло именно тогда, а уж потом тело подвесили.
Совсем непонятно и то, почему веревка, привязанная к вертикальной трубе, не съехала вместе с телом вниз… Вопросы, вопросы… Десять лет неустанных поисков, закрывая одни, множили количество нерешенных.
Вот одна из загадок. «Новая вечерняя газета» писала: «Поэт висел в петле с «восковым лицом». Мне приходилось видеть сотни висельников, но ни у одного не было бледного лица. У висельника оно, как правило, имеет багрово-синюшный цвет, с признаками, прямо указывающими на наступление смерти от асфиксии.
А вот еще одна. В своих воспоминаниях Г. Устинов приводит слова, которые слышал от судмедэксперта:
«Говорят, что вскрытием установлена его мгновенная смерть от разрыва позвонков». Е. Наумов в своей монографии отметил: «Есенин умер не от удушья, а от разрыва шейных позвонков», Разрыв шейных позвонков у человека может произойти от полученной травмы, неосторожного падения и т.п. и совсем необязательно от повешения.
Но в «Памятке о Сергее Есенине», напечатанной по горячим следам, уже не говорится о разрыве шейных позвонков. «Установлено, что Есенин умер от удушья, причем потеря крови, вследствие надрезов на венах, могла, в свою очередь, способствовать обморочному состоянию. Кровавые натеки на ногах свидетельствуют о том, что Есенин долго висел в петле. Вскрытием также установлено, что никаких аномальностей в мозгу Есенина не было. По заключению экспертов труп Есенина провисел около 6-7 часов».
Автор «Памятки», несомненно, списывал текст с акта вскрытия трупа поэта. Только почему он говорит о нескольких экспертах? И потом в акте не говорится о 6-7 часах. В деле Есенина имеется только один акт, который и послужил основанием для отказа в возбуждении уголовного дела. Подпись под актом - Гиляревский.
(Гиляровский Александр Григорьевич, 1870 года рождения, окончил в Петербурге Военно-медицинскую академию. После 1925 года его судьба неизвестна, жена, Вера Дмитриевна, была репрессирована и также пропала без вести.)
В заключении о причинах гибели Есенина Гиляревский написал: «На основании данных вскрытия следует заключить, что смерть Есенина последовала от асфикции, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение. Вдавливание на лбу могло произойти от давления при повешении.
Темно-фиолетовый цвет нижних конечностей, точечные на них кровоподтеки указывают на то, что покойный в повещенном состоянии находился продолжительное время.
Раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным и, как поверхностные, влияния на смерть не имели».
В акте нет ни слова о разрыве позвонков. Не беря на себя право судить о качестве выводов Гиляревского, нельзя не высказать сомнения в том, что акт написан рукой Гиляревского. (В настоящее время акт частично разорван и как раз в самом важном месте на мелкие клочки, так что каждый исследователь может реконструировать его по своему усмотрению.) Во всяком случае, идентификация почерка не проводилась.
Сомнение в подлинности акта вызвано следующим.
1) Акт написан на простом листе бумаги без каких-либо реквизитов, подтверждающих принадлежность документа к медицинскому учреждению. Он не имеет регистрационного номера, углового штампа, гербовой печати, подписи заведующего отделением больницы или бюро экспертиз.
2) Акт написан от руки, торопливо, со смазанными, не успевшими просохнуть чернилами. Столь важный документ (касающийся не только такого знаменитого человека, как Есенин, но и любого лица) судмедэксперт обязан был составить в двух и более экземплярах. Подлинник обычно отправляется дознавателю, а копия должна остаться в делах больницы.
3) Эксперт обязан был осмотреть труп, указать на наличие телесных повреждений и установить их причинную связь с наступлением смерти. У Есенина были многочисленные следы прежних падений. Подтвердив наличие под глазом небольшой ссадины, Гиляревский не указал механизма ее образования. Отметил наличие на лбу вдавленной борозды длиною около 4 сантиметров и шириною полтора сантиметра, но не описал состояние костей черепа. Сказал, что «давление на лбу могло произойти от давления при повешении», но не установил, прижизненное это повреждение или посмертное. И самое главное - не указал, могло ли это «вдавление» вызвать смерть поэта или способствовать ей и не образовалось ли оно от удара твердым предметом…
4) Выводы в акте не учитывают полной картины случившегося, в частности, ничего не говорится о потере крови погибшим.
5) Судмедэксперт отмечает, что «покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время», а сколько часов, не указывает. По заключению Гиляревского смерть поэта могла наступить и за двое суток, и за сутки до обнаружения трупа. Как опять не вспомнить о заявлении мнимого «врача» о недавнем наступлении смерти, чем тот ввел в заблуждение участников осмотра. Не исключено, что, если бы работники милиции знали о возможности гибели Есенина, скажем, за 10 часов до обнаружения трупа, они бы отнеслись более критически к показаниям Г. Устинова и В. Эрлиха, Поэтому утверждение, что Есенин погиб 28 декабря 1925 года, никем не доказано и не должно приниматься за истину.
6) В акте ни слова не сказано об ожогах на лице поэта и о механизме их образования.

Создается впечатление, что акт Гиляревским написан под чьим-то нажимом, без тщательного анализа случившегося. В материалах дознания (в деле Есенина) имеется любопытный документ, мало что говорящий постороннему лицу, но многое проясняющий практическому работнику правоохранительных органов.
«Суд. мед. эксперту Гиляревскому. При сем препровождается копия телефонограммы за № 374 по делу самоубийства гр. Есенина Сергея для приобщения к делу. Приложение: упомянутое. Начальник 2-го отд. ЛГМ - Хохлов. Завстолом дознания Вергей».
На этом документе, отпечатанном на пишущей машинке, имеется карандашная надпись: «4п5СТУПК», которую следует расшифровать так: «пункт 5 статья 4 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР». По этой статье в то время прекращались уголовные дела за отсутствием состава преступления, а по материалам дознания - отказывалось в возбуждении и расследовании уголовных дел.
Нет сомнения, что работники милиции в завуалированной форме информировали А. Г. Гиляревского, что по этому делу никого к уголовной ответственности привлекать не будут и что ему следует иметь в виду это их мнение.
Сомнение в подлинности акта возникает еще и потому, что мною найдена в архивах выписка о регистрации смерти С. А. Есенина, выданная 29 декабря 1925 года в столе загса Московско-Нарвского Совета. (Эти сведения подтверждены руководством архива загсов г. Ленинграда.) В ней указаны документы, послужившие основанием для выдачи свидетельства о смерти. В графе «причина смерти» указано: «самоубийство, повешение», а в графе «фамилия врача» записано: «врач судмедэксперт Гиляревский № 1017». Следовательно, 29 декабря в загс было предъявлено медицинское заключение Гиляревского под номером 1017, а не то, что приобщено к делу,- без номера и других атрибуций.
Следует иметь в виду, что загс без надлежащего оформления акта о смерти свидетельства не выдаст. Поэтому можно категорически утверждать, что было еще одно медицинское заключение о причинах трагической гибели С. А. Есенина, подписанное не одним Гиляревским. Известный же всем вариант заключения был куда более удобен для отказа в возбуждении уголовного дела против убийц.
Из архивных документов видно, что свидетельство о смерти С. А. Есенина получал В, Эрлих. А вот кто представлял в загс заключение № 1017, неизвестно. На мой запрос руководство архива загсов г. Ленинграда ответило, что акта Гиляревского за № 1017 у них нет. («Медицинская справка, на основании которой составлена запись о смерти, к актовой записи не прилагалась».) Считаю этот ответ отпиской. Многое может проясниться, если работники архива не пожалеют времени и сил и попробуют отыскать этот акт.
Для читателей, малоинформированных о тонкостях уголовно-процессуального судопроизводства, поясню: только работник милиции, следователь, прокурор или суд вправе сделать вывод, что случилось в гостинице «Англетер», - самоубийство или убийство Есенина. Какие бы выводы ни сделали судмедэксперты, последнее слово остается за правоохранительными органами. Кстати, судмедэксперт Гиляревский не указал, что Есенин покончил жизнь самоубийством.
В акте № 1017 судмедэксперта Гиляревского - несомненный ключ к раскрытию гибели Есенина. Мне пришло письмо от племянницы Гиляревского (к сожалению, она скрыла свою фамилию), в котором она говорит, что он был человек исключительной порядочности, настоящий русский дворянин в самом высоком смысле этого слова и пойти против своей совести ни в коем случае не мог. В описательной части акта он оставил для нас ряд сведений, позволяющих усомниться в самоубийстве поэта.
«В желудке (покойного - Э. X.) около 300 к.с. полужидкой пищевой смеси, издающей не резкий запах вина». Проанализировав все имеющиеся у нас данные о роковом дне жизни Есенина, мы можем констатировать, что последний раз поэт употреблял пищу с 14 до 18 часов. Он пил пиво, ел хлеб, фисташковые орехи и другие быстроперевариваемые продукты. Водки или вина не было. На основании современных научных данных судмедэксперты говорят, что смерть Есенина наступила не позже чем через 3-4 часа после употребления пищи, следовательно, вечером 27 декабря 1925 года.
Гиляревский также написал:
«…петли кишок красного цвета», «…нижние конечности темно-фиолетового цвета, на голенях в коже заметны темно-красные точечные кровоизлияния». И та, и другая подробности, по мнению современных судмедэкспертов, свидетельствуют о том, что тело находилось в вертикальном положении не менее суток.
Несмотря на временную дистанцию, можно было бы и сейчас провести следственный эксперимент. Но бывшему руководству Ленинграда пришла в голову сумасбродная (или вполне осознанная?) мысль снести здание бывшей гостиницы «Англетер». Вопреки протестам жителей средь бела дня власти стерли с лица земли историческое здание. Пусть «еще одно дурное дело запрячет в память Петербург».
Кто же в таком случае установил самоубийство Есенина? Как ни грустно это признавать, сделали это газетчики. О гибели поэта могли сообщить вечерние газеты, но этого сделано не было. Уделив много места на своих страницах происшествиям и судебной хронике, трагедии в «Англетере» не отвели ни строчки ни вечерние 28-го, ни утренние газеты 29 декабря, хотя о случившемся говорил весь Ленинград. Но зато уже в вечерних газетах этого дня, еще не имея выводов Гиляревского, журналисты объявили о самоубийстве поэта. Видимо, они ждали команды властей, а когда получили «добро», наперебой стали придумывать детали гибели Есенина.
Особым вниманием редакторов и издателей пользовались воспоминания друзей, знакомых, очевидцев, в которых те с упоением повествовали о пьяных куражах Есенина, прежних покушениях на самоубийство, об унижении им женнин, о лечении в психиатрических больницах. Упорно и методично формировали в народе убеждение, что он пьяница, дебошир, шизофреник, которому ничего не оставалось, как повеситься.
Незадолго до гибели Есенин написал статью «Россияне», которая никогда не публиковалась:
«Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством…» Желая объяснить причину его самоубийства, враги поэта пошли по простейшему пути и стали искать ответ в его собственных стихах, то есть заменили биографию житейскую биографией поэтической, которые далеко не всегда идентичны. Слова о смерти в стихах Есенина были использованы как свидетельские доказательства против него самого.
В отличие от газетчиков работники 2-го отделения милиции Ленинграда вели себя более выдержанно и расчетливо. Они дождались окончания XIV съезда партии, реакции общественности, друзей, родных поэта и только после этого приняли решение по делу Есенина. Не проводя никаких следственных действий, завстолом дознания Вергей лишь 20 января 1926 года написал заключение, в котором не привел ни одного доказательства, подтверждающего самоубийство Есенина. Вот как он вышел из положения:
«На основании изложенного, не усматривая в причинах смерти гр. Есенина состава преступления, полагал бы:
Материал дознания в порядке п. 5 ст. 4 У ПК направить нарследователю 2-го отд. гор. Ленинграда - на прекращение за отсутствием состава преступления. 20 января 1926 г. Завстолом дознания Вергей, Согласен: нач. 2-го отд. ЛГМ (Хохлов)».
Следователь Бродский, также не проведя никакого расследования, согласился с выводом Вергея и Хохлова. Обратим внимание на то, что и в постановлении не указывается, что Есенин покончил жизнь самоубийством. Поэтому уместно задать вопрос: в действиях каких лиц или лица отсутствует состав преступления?
Все уголовные дела, спровоцированные против Есенина, были прекращены, а определение об аресте отменено только после его смерти - 30 декабря 1925 года. Так был сактирован великий русский поэт Сергей Есенин.
Поэта арестовывали десять раз и привлекали к уголовной ответственности. Только на Лубянке его незаконно держали пять раз. Провокаторы из ЧК, а затем ГПУ все делали, чтобы уничтожить поэта «законным» путем, Одного за другим убивали в подвалах Лубянки его друзей… А 28 декабря 1925 года его самого обнаружили повешенным в гостинице «Англетер». След от веревки на шее был только под подбородком, что говорило о том, что душили сзади. На теле и лице имелись прижизненные травмы. Против великого поэта России было совершено преступление, и никто до сих пор не понес за него наказания.

От редакции: В связи с недавним юбилеем - 65-летием со дня гибели Сергея Есенина - в прессе и на телевидении прошло немало посвященных поэту публикаций. В некоторых приводились косвенные доказательства насильственной смерти поэта. Но ни в одной уже не утверждалось, что он покончил с собой. Так в два-три года лопнула версия, которую никто не подвергал сомнению шесть с лишним десятилетий.
Однако все попытки Эдуарда Хлысталова довести расследование преступления до конца наталкиваются пока на сопротивление соответствующих ведомств - допуска к архивным материалам ему не дают. Покров тайны над трагическими событиями до конца не рассеян.

«Чудеса и Приключения» № 1, 1991 г.